Это история о том, как родные 20-летнего солдата Саши Шерера отчаянно пытаются добиться правды в деле о его смерти. Самого юношу похоронили 4 года назад, а его сердце, разрезанное на куски, все это время хранится в двух стеклянных банках из-под овощных консервов.
Как пишет в своем материале журналист «Новой газеты» Виктория Ивлева, первой узнала, что с Сашей что-то случилось, его девушка Вика, которой пришло нелепое СМС от Сашиного армейского товарища с извинениями, что он не успел с Сашей проститься.
Был вечер 25 февраля 2014 года. Вика кинулась к родителям своего возлюбленного, и уже через час Елена Шерер стучалась в двери военкомата города Жирновска, что в Волгоградской области. Того самого места, откуда ее сына увозили служить Родине. Приехал военком, поговорил с кем-то, закрывшись в кабинете, вышел и сообщил:
— Сашу вашего везут сейчас в Ростов.
— Живого? — оцепенев спросила Елена.
— Да вроде не очень, — ответил военком.
Как говорилось в телеграмме, пришла днем 26 февраля, молодой человек неожиданно скончался. Его тело везли в Ростов на экспертизу.
Да, именно так: двадцать одно слово про то, кем служил, и только пять слов про смерть. Других официальных разъяснений по поводу случившегося не было.
В головах родных не укладывалось, какая внезапная смерть могла наступить у здорового спортивного парня. Как раз незадолго до гибели Саша прислал родителям и сестре Ане видео, где играючи двадцать раз поднимает пудовую гирю.
По словам сослуживцев, во время построения на завтрак Саша подрался с другим солдатом, Владом К., из-за пустяка — берцы не поделили в сушилке. Выяснять отношения молодые люди продолжили на улице. В какой-то момент Влад бросил Сашу через бедро, тот упал на спину, захрипел и больше уже не встал…
В справке о смерти Александра Шерера, выданной 27 февраля Ростовским филиалом 111-го Главного государственного центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны Российской Федерации, записано: неуточненная остановка сердца.
Автор телеграммы полковник Рузинский и вовсе заявил, что ему на службу прислали больного парня: «На завтрак шел он, упал и умер!»
— Женю после этого разговора трясло, он говорил все время: что же это, я своими руками убил собственного сына? — вспоминает Лена. — Получается, вроде как мы знали, что сын у нас болен, и сами послали его на смерть! Но мы-то знали, наоборот, что Саша был здоров.
На следующий день после смерти сына Шереры обратились в фонд «Право матери», отстаивающий права родственников военнослужащих, погибших в армии в мирное время. Первое, что предложил фонд семье Шерер, кроме юридического сопровождения и отстаивания их интересов в любых судах, — независимую экспертизу.
— Мы сразу согласились. Хамство военных и их равнодушие просто убивали, веры им особо не было, да и терять нам было нечего и нечего бояться. До этого-то мы к армии нормально относились — Женя даже обсуждал с Сашей, не остаться ли ему на контрактную службу, — рассказывает Елена.
28 февраля вечером родным погибшего солдата привезли гроб с его телом. Той же ночью Евгений с другом отвезли его за полторы тысячи километров в Челябинск — на независимую судебно-медицинскую экспертизу «СТЭЛС», к доктору Александру Власову.
На экспертизе выяснилось удивительное: в трупе не оказалось сердца. Его вырезали вместе с аортой, ничего не сказав родителям.
Власов, проработавший в судебной медицине четыре десятка лет и вскрывший более двадцати тысяч трупов, такое тотальное изъятие органа видел впервые. Однако по имеющимся медицинским признакам специалист смог установить, что смерть была насильственной.
— Вот тут и появилась уверенность, что военные от нас что-то пытаются скрыть, бессилие душило, ведь все у нас забрали: и сына, и теперь вот его сердце… — делится Евгений.
Так, без сердца, Сашу и похоронили на деревенском кладбище села Линево на восьмой день после смерти. Проститься с ним пришла почти половина жителей — две тысячи человек.
Сердце Саши обнаружили почти через месяц, по окончании государственной военной экспертизы в Ростове. Между тем по российскому законодательству согласие на изъятие органов умершего дают родственники, если нет его прижизненного распоряжения.
Судебно-медицинская экспертиза военных установила:
«Причиной смерти Шерер/а/ А. Е. явился острый интрамуральный инфаркт миокарда в области передней стенки левого желудочка сердца и межжелудочковой перегородки на фоне атеросклероза межжелудочковой ветви левой венечной артерии со стенозом просвета около 80%».
Все дальнейшее следствие по делу строилось исключительно на этом диагнозе, говорящем о нездоровье молодого солдата. Допросы сослуживцев Саши выглядят подозрительно, будто составлены под копирку, в материалах дела нет многих деталей произошедшего.
О Владе К., с которым подрался Саша, неизвестно вообще ничего, нет даже номера паспорта. Уголовное дело в отношении него быстро закрыли.
В какой-то момент к Елене приехал один из следователей и попросил под честное следовательское слово отдать ему медицинские карты и кардиограммы Саши. Доверчивая мать их отдала, а следователь вместе с этими документами пропал. Получить их обратно не удалось, даже несмотря на неоднократные ходатайства от «Право матери».
Но убитые горем родители не собирались сдаваться.
— Мы не поверили этому диагнозу ни на секунду и поняли, что будем искать правду, бороться за нашего сына и после его смерти, иначе просто сожрем друг друга от чувства вины и полного бессилия, — делится Елена.
Но для того, чтобы бороться, Шерерам надо было получить вырезанное сердце. А сделать это было крайне непросто.
Следователи провели еще несколько экспертиз. Так, была попытка назначить виноватыми врачей, которые брали Сашу в армию. Врачи открестились, сказав, что такой атеросклероз не может развиться за столь короткий период, но при этом подтвердили диагноз военных судмедэкспертов и не увидели в этом никаких противоречий. Следователь даже разрешил матери и привлеченным ею специалистам присутствовать во время экспертиз, но на деле этого так и не произошло.
Шереры и «Право матери» писали жалобы и ходатайства, умоляя вернуть сердце. В ответ им объясняли, что сердце не отдают в их же интересах — вдруг оно понадобится для новой экспертизы. А ведь именно новую экспертизу семья и хотела сделать, только в независимом центре.
В результате родственники и общественники прошли все возможные инстанции, вплоть до Верховного суда России, но везде получали отказ.
Тогда в апреле 2015 года фонд «Право матери» от имени Шереров подал жалобу против России в Европейский суд по правам человека. Через два года, в июне 2017-го, ЕСПЧ принял жалобу к рассмотрению, а в августе Елена и Евгений получили письмо из Следственного управления Следственного комитета РФ по Волгоградской области, что в связи с рассмотрением дела в ЕСПЧ весь гистологический архив, включая и сердце, передан руководителю военного следственного отдела по Камышинскому гарнизону СУ С К России.
После еще некоторых бюрократических ведомственных мотаний измученные Шереры получили под расписку опечатанную коробку. Они вскрыли ее 1 сентября, через три с половиной года после гибели сына, в Челябинске вместе с доктором Власовым. То, что они увидели, мягко говоря, шокировало: порезанное в лапшу сердце в банках из-под овощных консервов.
Власов провел экспертизу потерянного органа, пригласив для участия в ней лучших специалистов страны. Выяснилось, что никаких признаков инфаркта и тромбоза у погибшего не было. Более того, вскрытие органа было проведено неправильно, и диагностика упомянутых заболеваний в таком случае была просто невозможна.
Также оказалось, что в целом гистологическая картина препаратов сердца (то есть взятых для анализа кусочков тканей), взятых военными экспертами, соответствует возрасту мужчины лет 60—70, а далеко не абсолютно здоровому молодому человеку. Препараты, простыми словами, подменили.
Но это еще не все. Власов с коллегами, сложив сердце из нарезанных фестончиками кусочков, обнаружили отсутствие эпикарда — наружной оболочки. И он не просто отсутствует — его специально вырезали.
— При ушибе сердца, который может вызвать его внезапную остановку и смерть, именно в этой зоне возникают множественные кровоизлияния. Эти кровоизлияния не глубокие, идут только по наружной оболочке сердца, а если и проникают в мышечную ткань, то совсем чуть-чуть. Сам по себе такой срез эпикарда никакой информации для гистологов не несет, — объясняет Власов. — Вероятно, на эпикарде были микротравмы, свидетельствующие о прямом ударе в сердце. А предварительные девять надрезов помогли понять, насколько глубоко резать, чтобы не осталось следов. Не могу предложить другого варианта, потому что для диагностики эти действия абсолютно бессмысленны.
В пользу этих предположений говорят слова опытного кардиолога, доктора наук, профессора Анны Аксельрод:
— За последние годы инфаркты сильно «помолодели», но коронарный атеросклероз у юноши двадцати лет — диагноз, поставленный военными судмедэкспертами Александру Шереру, — все-таки находка крайне маловероятная даже теперь. Нужно же еще учитывать и обстоятельства дела — драку и найденные экспертизой Власова повреждения, характерные для травмы рефлексогенной зоны.
Так зачем же военные мучили мертвое сердце, отрезая от него куски и подкладывая чужие сердца? Ради чего столько лет мучили и продолжают мучить несчастных родственников? Кого выгораживают? Или меньше хлопот, если военнослужащий в двадцать лет умрет от инфаркта, а не от случайного удара кулаком в сердце? К сожалению, на эти вопросы ответа нет.
— Когда он уехал служить, я не думала, что с ним может что-то случиться, мне казалось, что он будет всегда, — говорит Аня, сестра Саши Шерера. — У меня до сих пор ощущение, что позвонят в дверь, я открою, и это будет Саша, и он скажет: это все неправда, я живой. Поражает мама, которая все равно верит в добро и красоту, а у меня все стало черное, нет ощущения счастья. Мы все сильно изменились с его уходом. Я приезжаю домой, мы видео достаем из семейного архива, я смотрю и думаю: «Господи, какие мы были счастливые, по-настоящему счастливые — и все оборвалось в один момент».
Любовь и сила духа движет моими родителями, и я часто думаю, что раз уж такое произошло именно с нашей счастливой семьей, которая разрушилась, то это не случайно, это для того, чтобы мы добились справедливости, помогли нашим горем другим, хотя нам все время и показывают, что мы пешки, а справедливости нет.
