Надежда в детстве заболела полиомиелитом. Из-за болезни отнялись руки. В доме семьи поселилось горе. Гармошка отца умолкла, а мать без конца вздыхала: «И почему это постигло нас? Уж я ли не смотрела за вами?» Девочка росла в гнетущей атмосфере. Родным было некогда нянчиться с парализованной Надей, она и не просила. Со временем сама научилась справляться без помощи рук. Окружающие поставили на ней крест — лишь бы восемь классов окончила, а там дадут пособие по инвалидности, но у Нади были другие планы на жизнь. Девочка отучилась десятилетку на одни четверки и пятерки, поступила в педагогический вуз и устроилась работать в школу. Сейчас Надежда Степановна Тушина — учитель истории и географии с сорокалетним стажем, у нее есть муж и дети. О своей необыкновенной жизни она написала книгу.
Надя родилась в Кемеровской области в середине прошлого века. Детство было счастливым и беззаботным — большая семья, подружки, школа и игры во дворе. Все изменилось в одночасье:
— В 1957 году в СССР проходил Международный фестиваль молодежи. Парни и девушки разных народов, проезжая через нашу станцию, выходили из вагонов, приветствовали местных жителей, обнимались, обменивались сувенирами и значками. Но, как часто бывает, радость и горесть идут друг за другом. После фестиваля в нашем поселке начались вспышки страшного заболевания — полиомиелита.
Симптомы болезни напоминают грипп, но ее последствия куда страшнее — паралич и даже смерть. День, когда появились первые тревожные звонки, Надя запомнила на всю жизнь.
— 11 марта 1958 года. Эта дата врезалась в мою память как самая трагическая в моей жизни. Мы с подружками спешили в школу, весело болтая о пустяках. Настроение было чудесным, но где-то к концу третьего урока я почувствовала, что у меня раскалывается голова, ломит суставы и, словно клещами, тянет кожу на руках.
Девочка бредила, к вечеру ее частично парализовало. Ослабела левая сторона тела.
— На другой день вызвали родителей, чтобы они везли меня в райцентр, где была больница для детей с острой формой полиомиелита… У моей больничной койки сидели родители, почерневшие от горя. Помню их опущенные головы и согбенные плечи. Я заплакала, стала проситься домой, говорила, что очень соскучилась по братику. В постели я провела более трех месяцев. Парализованная…
Из больницы Надю выписали только летом. Подвижность рук не удалось восстановить. Жизнь девочки изменилась. Мать жаловалась на судьбу, а отец перестал играть на любимой гармошке. Соседи и родные приходили навестить «бедного ребенка», но Наде не нужна была их жалость.
— В нашем доме поселилось горе, и атмосфера в семье стала гнетущей, она давила на психику, создавая нервозность. Мама без конца вздыхала, сетовала: «И почему это постигло нас? Уж я ли не смотрела за вами? Всегда обуты, одеты, обвязаны, накормлены».
Однажды Надя упросила маму с тетей отпустить ее поиграть с подружками. Девочка заторопилась, подвернула ногу и упала лицом в гравий на шоссе. Ее подхватили и унесли в дом.
— Мама рыдала, будто ей было больнее, чем мне. «Да лучше бы она померла! Не мучились бы мы обе…»
Со временем Надя научилась справляться сама. С помощью зубов и стула с высокой спинкой натягивала на себя пальто, обувала валенки, умывалась, подставляя лицо под струйки умывальника, и после этого садилась к печке. Приспособилась есть и пить.
— Ну вот, ведь можешь. И делай давай, не надейся ни на кого, — приговаривала мама.
И Надя не надеялась. Она научилась преодолевать обстоятельства. Стала ловко орудовать ногами, помогая себе ими, словно руками. Доставала с полки книги, надевала чулки, сидела с маленьким братом. Так Надя поверила, что может справиться со всем сама. В санатории Пятигорска она заново научилась писать:
— В апреле 1961 года я начала вести дневник, который стал для меня и лучшим другом, и личным психотерапевтом. С тех пор я веду его всю жизнь. Первые записи давались с огромным трудом. До болезни я писала, конечно, правой рукой. Теперь она была неподвижна, а на левой деформированной кисти пальцы едва, но все-таки шевелились. Подружка вкладывала мне ручку между пальцами, перевязывала бинтиком, чтобы она не вывалилась. Зубами я брала рукав платья и, таким образом поднимая руку, макала перо ручки в чернильницу-«непроливайку».
В 16 лет девочке сделали операцию. Едва оправившись от нее, она приступила к занятиям. Соседка по палате не могла понять, что движет Надей: «И к чему тебе эти одиннадцать классов, да еще и институт? На работу все равно не возьмут. Только зря мучишься. А мне и восьми классов хватит. Пенсию так и так дадут».
— Но я продолжала учиться. Рука была в гипсе, я умудрилась просунуть под гипс между пальцами авторучку, чтобы хоть как-то царапать на бумаге. Была цель: к концу учебного года сдать все зачеты за 10-й класс.
С подобным отношением Надежда сталкивалась в своей жизни не раз, но не изменила своим принципам. Операция не помогла восстановить подвижность рук, но девушка не сдалась, окончила школу на одни четверки и пятерки и подала документы в Новосибирский пединститут. С экзаменами справилась блестяще, а сочинение завалила. Заметив старания девушки, которая пишет без рук, ректор позволил ей пересдать, и Надя стала студенткой.
Девушка поселилась в общежитии. Одеваться-раздеваться помогали соседки по комнате. В буфете по просьбе Нади студенты доставали деньги из ее карманы, расплачивались за обед и несли поднос к столику. На лекциях сосед переворачивал за нее страницы в лекционной тетради. Появилась первая близкая подруга.
— Однажды ко мне подошла скромная девушка, Валя Калюжная, которая училась по направлению из колхоза, и сказала: «Надя, давай я тебя буду собирать на занятия каждый день. Меня это будет дисциплинировать, и тебе польза».
Однажды девушки отдыхали вместе на берегу Оби, к ним подошли познакомиться двое парней. Одному из них приглянулась Надя. Девушка переживала, что у них ничего не получится из-за ее недуга, как оказалось зря.
— Один был молодой, еще парнишка, другой — старше, лет двадцати пяти… Он назвал себя Борис Тушин и подал мне клочок бумаги, где убористым почерком были написаны его координаты. Листок взяла подружка. Я была в легком плаще с широкими карманами, куда спрятала руки. Тушин не обратил на это внимания и, прощаясь, сказал: «Я вам напишу»… А потом полетели письма, Надя призналась: «Ты просто не заметил, что у меня парализованы руки…» В ответ Борис приехал. И тоже с признанием: «Почувствовал в тебе родственную душу и всегда буду с тобой».
У Нади появился любимый человек, она окончила вуз. Оставалось только найти работу. Сделать это получилось далеко не сразу.
— Начальник ГОРОНО, окинув меня критическим взглядом (маленькую, худенькую), отрубила: «Мест нет!» Отлично зная, что в некоторых школах требуются учителя истории, я упорно стала наведываться к ней. Видимо, я ее достала, и однажды она процедила сквозь зубы: «Какая вам школа, вас из-за стола не все ученики заметят. А насмешки? Вам это надо?»
Сменилось руководство, и Наде дали работу в школе рабочей молодежи. Коллектив встретил ее хорошо, но не обошлось и без трудностей. К себе в кабинет молодую учительницу вызвала завуч. Женщина потребовала целый ворох справок. Ее интересовало, на какую зарплату может рассчитывать Надя, как быть с больничными и вообще имеет ли парализованная девушка право работать учительницей.
— В пересменку отправилась в юридическую консультацию. Доброжелательный юрист сразу понял мою смятенную душу и подковал знанием законов. Я имею полное право работать, а требование справок — просто абсурд! Об этом я громко, при всех сообщила завучу.
Надя с Борисом поженились и стали думать о детях. Снова пришлось пробивать стены. Надя забеременела и пошла на прием к врачу. Его вердикт был однозначен:
— Осмотрев меня, доктор сказала со всей категоричностью: Сейчас напишу вам направление на прерывание беременности. — А зачем? Мне нужен ребенок. — У вас первая группа инвалидности, и неизвестно, как отразятся на здоровье беременность и роды.
Помог знакомый врач. Он выписал справку: «Противопоказаний для вынашивания беременности нет», и Надю оставили в покое. У пары родился сын, вслед за появилась на свет дочка. Борис ушел с работы, чтобы сидеть с детьми. Надя продолжала трудиться. Приходилось нелегко, женщина совмещала материнство с домашними хлопотами и подготовкой к занятиям.
— Вставала рано, лежа в постели, кормила ее грудью, часть молока оставляла на потом. Боря готовил завтрак, провожал меня на работу, уводил сына Женю в садик и весь день крутился с дочкой по дому. Я ехала в школу к восьми утра в переполненном трамвае. Ночами Тома спала плохо, и я постоянно не досыпала. Зажатая между пассажирами, закрывала глаза, чтобы чуточку подремать. После первой смены летела домой кормить ребенка — и снова на работу, во вторую смену, к шести вечера. В выходные тоже вставала рано. Пока дети спали, готовилась к урокам: начитывала материал, писала планы, делала домашнюю работу. Ногами теперь уже хорошо мыла пол, стирала белье, гладила. Расстелив на полу покрывало, стоя на одной ноге, другой водила утюгом по белью. Ногами могла даже открыть консервы.
Когда малыши подросли, Борис пошел преподавать русский и литературу. Сейчас дети уже взрослые, сын стал музыкантом, а дочь — воспитательницей. «На пенсии жизнь только начинается», — убеждена Надежда.
