Общество Он здесь, Инезилья

Александр Фукс
№38 (748) 22.09.2010

Долой стереотипы, прочь предрассудки, мужики. Нас не тому учили. О, горе, горе! Жизнь прошла в неверных установках, среди ошибочных ориентиров. В общем, как говорил Райкин, да простят меня мужчины, речь пойдет о женщинах.

Мы ж к чему привыкли? Прынцесса сидит, скучает, а мы на, извиняюсь, ристалище бьемся со всякими рыцарями, чтобы завоевать ейное сердце. Или там какая-нибудь Инезилья спит в замке, а мы уж тут как тут, под окном с гитарой и шпагой горланим звонкие серенады. Доказываем, так сказать, свою любовь. Ей-то, в сущности, фиолетово, это у нас свербит, и мы должны ее добиться. Заколоть злого рыцаря, убить дракона, совершить подвиг или хотя бы быстрее всех пробежать стометровку. И тогда она, может быть, снизойдет. Может, задумается, затуманится и полюбит самого достойного из нас. Самого умного, сильного, смелого и заботливого.

Так вот, все это чушь!

Мужики, нас обманывали всю нашу нелепую жизнь. Все не так. Наши дурацкие ристалища им нужны, как валенки антилопе. Добиться их невозможно и сердце их не завоюешь. Судите сами. Сидят барышни, сетуют:

– Виталик достал! Ходит с этими дурацкими тортами и ходит. Видеть его уже не могу. Тошнит меня от него. Ну, почему меня любят одни идиоты?!

– А меня-то как Мочалкин достал. Нудит и нудит. То до дому подвезет, то чемодан дотащит. Ехала давеча из Торжка. Грустно, одиноко, плачу. Неужели, думаю, так и умру одна, даже встретить-то меня некому. Приезжаю, а на вокзале Мочалкин! Ну, почему меня любят одни уроды?!

– А меня Игорь достал. Пришел вчера ночью к общаге в одной тельняшке и под окном встал. Двадцать мороза, а он стоит и меня позорит. Дурак в полосатом купальнике. Ну, почему меня любят одни кретины?!

– Дамы, – говорю, – они же вас добиваются. Так в книжках написано. Вы королевишны, они лыцари. Они бросают к вашим ногам себя и пытаются растопить ваши сердечные мышцы.

А в ответ слышу:

– Они что, считают, что нас можно купить?! Какая мерзость!

Пацаны, если мы не понравились им с первого взгляда, если не заинтересовали чем-то (например, внешностью, беседой или безразличием), то, перебей мы даже всех драконов, они не оценят нас. Цветочки, тортики, серенады не имеют никакого практического значения. В лучшем случае они сделают нам одолжение, так и быть, выйдут замуж, и потом всю дорогу будут попрекать нас своей колоссальной жертвой. Но завоевать их не получится. Дохлый номер.

И при этом у каждой Инезильи есть свой Риккардо, при думах о котором у нее подгибаются коленки и сосет под какой-то там ложечкой. Они сами не знают, где у них эта ложечка, но там неизменно сосет, и они это чувствуют. Риккардо не носит букетов, не поет песенок и не гоняется за драконами. Он не встречает поезд из Торжка. И вообще, как правило, он или женат, или бабник. И вот ради него все эти неприступные Ровены будут сохнуть, мокнуть и чахнуть. Ибо он их не любит, а они-то его любят. И вот бы он только одним глазком взглянул, автограф дал, и не надо ни тельняшки на морозе, ни миллиона роз, ни яиц Кощея. Для приличия можно покатать их на трамвае, подарить карамельку «Дюшес», и намазывай этих Ровен на хлеб, как плавленый сырок «Дружба». И получается, дети мои, что, ежели вы им не нравитесь, никакие ухаживания не помогут. А если нравитесь, то вы получите все, что надо, без всяких усилий! Парни, парни, мы тысячу лет бились в закрытую дверь.

Нет, конечно, можно это делать чисто ради процесса. Юноше приятно побыть заботливым, девушке приятно доставить ему приятность. Милая ролевая игра. Я дарю тебе мягкого зайчика, ты говоришь: «Ой, я мечтала о нем всю жизнь!». Я открыл над тобой зонтик, ты доверчиво припала к моему плечу. Но все это, если у нее сосет с самого начала. А если под ложечкой все спокойно, то ни зайчик, ни зонтик не вызовут никаких иных инстинктов, кроме рвотных. А стало быть, расслабьтесь, мужики. Сядьте на берегу и ждите. Те, кому мы нужны, явятся сами. А тех, кому не нужны, все равно не догнать. Так что, пусть идут своей дорогой. Ну их.