Имя Сергея Коробова знают многие. Десять-пятнадцать лет назад он был одним из самых популярных ведущих нашего телевидения. Имя Сергея Контти знают почти все. Шесть-семь лет назад он был самым популярным ведущим на "Европе плюс". При этом далеко не каждому известно, что Коробов и Контти — это одно и то же лицо. Работник советского телевидения и один из самых продвинутых деятелей современного радио. Комсомольский секретарь ГТРК и неусидчивый полубродяга, полузатворник, готовый бросить комфорт и успех просто из нежелания бегать по кругу. Несколько лет назад он исчез с глаз широкой публики, всенародно объявив, что удаляется в далекий город Сан-Паулу. И лишь лично знакомые с Сергеем граждане знали, что здесь он. Никуда не делся. Просто выжидает чего-то. Чего-то по-настоящему интересного. И вот, похоже, Контти вернулся. На сей раз на радио "Мелодия".
"Ты бы еще в баню пошел"
— Сергей, имя Контти уже прочно приросло к тебе, но ведь когда-то его не было. С чего, собственно, все начиналось?
— Я ведь вовсе не собирался заниматься журналистикой. После школы поступал на юридический факультет в ЛГУ. Не поступил и вернулся в Петрозаводск. Дабы отсидеться год и снова рвануть пытать счастья... Устроился на ГТРК помощником режиссера. Мальчиком на побегушках. По иронии судьбы я попал в молодежную редакцию, которая в то время переживала, может быть, самые звездные свои минуты. Это был первый год существования передачи "99-209". В общем, через два дня я понял, что не хочу больше поступать на юридический.
— Ты же начал возделывать телевизионную ниву еще при заидеологизированной советской власти...
— Делал сначала все, как все. А некий перелом произошел однажды 8 марта. Мне предложили вести передачу "Вас поздравляют". И я вдруг решил пошутить с письмами. Стал в них искать такое, над чем могу, что называется, немножко прикольнуться. Получалось некое минимальное шоу.
— Да Вы карбонарий, батенька!
— В следующий раз я сделал такую же передачу в парикмахерской. Мне мыли голову, стригли, то есть я готовился к 8 марта и произносил этот поздравительный монолог. Параллельно разбирал письма. Весь процесс был показан. В результате меня вызвал председатель комитета по телерадиовещанию и отчитал. Дескать, разве можно так неуважительно относиться к людям — "ты бы еще в баню пошел". Год спустя мы, естественно, сняли программу в бане в "Северной".
— Просто как в "Иронии судьбы...".
— А потом появилась программа, которая, можно сказать, явилась результатом тех моих поисков. "Немногословный монолог задумчивого редактора". Прошло десять лет, но люди до сих пор, встречая меня, расспрашивают об этой передаче. Словно я продолжаю ее делать. Фишка была в том, что сочетался серьезный текст с легкой музыкой.
— Тогда время уже начиналось смутное. Треск устоев, то да се.
— И все же, знаешь, все относительно. Скажем, в 89-м году я начал публиковаться в Финляндии, но мне было боязно подписываться своей фамилией. Тогда один мой коллега и посоветовал мне взять псевдоним Контти.
— Итальянская такая фамилия. Футболист такой хороший был.
— В моем случае это финское слово. Контти — "короб" по-фински. То есть моя же фамилия на финском языке. Потом она возродилась на "Европе плюс".
— Почему ты ушел с телевидения?
— Видимо, почувствовал, что ничего нового сделать уже не могу. Год-полтора был в общем-то не у дел, как-то пытался перебиваться. Однажды мы с друзьями взяли кредит и приобрели машину "сэконд хэнда". В РЦИ пытались его продавать. Прогорели тогда страшно. Или из Питкяранты пригоняли "фуру" с творогом...
— Страшная история какая. И все же давай скорее беседовать о годах твоего главного триумфа на "Европе плюс".
Чехольчик, Каспер и храп всей семьи
— 15 месяцев подготовки от идеи до запуска "Европы плюс" — это один из самых замечательных периодов моей жизни. Надежды. Ощущение того, что это совершенно новое дело. Все это, увы, подугасло с началом работы. Радио же должно выживать. А начато-то все было в долгах. Рекламодателей не было. Никто еще не понимал, что такое радиореклама. Но, с другой стороны, это был счастливый этап существования передачи "Контти-шоу". Три с половиной года, по пятницам, с 9 до 10 вечера — железное время. Технология сама по себе не новая: люди, звонки, я и музыка. Но каждый раз это какая-то идея и попытка перевести все в игровую плоскость.
— То есть продолжил то, что начинал на телевидении?
— Да. Только на радио. Безумно интересно было. Всегда хотелось сделать соавтором того, кто звонит в студию. Ди-джей — это ведь, по большей части, эдакий конферансье на радио. В программе звучат музыкальные номера, а он что-то там между ними говорит. У меня же было нечто иное — уход в какое-то шоуменство. Задача была как бы из этого радиоящика "выпрыгнуть". Или, наоборот, людей перетащить внутрь. Я старался заставить людей действовать. Люди должны были дома встать, пойти, что-то сделать, что-то принести. Сыграть роль. Допустим, мы имитировали голоса животных. И ведь звонили люди самого разного возраста и на полном серьезе показывали, как воют, стонут, кричат разные зверюшки. Или показывали, как люди храпят. Девушка выиграла, которая показала, как храпит вся их семья. Ко дню борьбы со СПИДом центр "Анти-СПИД" заказал программу. Коробка презервативов в качестве приза. Надо было придумать что-то интересное, не выходящее за рамки приличий. В результате родилась очень простая идея. Попросили людей позвонить и рассказать, кто как со своими партнерами или супругами называет презерватив. Ведь изобретают же люди всякие словечки, чтобы не произносить это слово. Я сам его терпеть не могу.
— И кто победил?
— Победила девушка, называющая его чехольчик. Мило, тепло, хорошо, славно — чехольчик. Это, конечно, субъективно все решалось — мной в паре со звукорежиссером.
— А что еще, кроме чехольчика-то, было?
— Ну, я уже не помню всего. Каспер, кажется, был. Знаешь, мультик такой про привиденьице...
— Игры, конкурсы, храп... А как быть с теми, кто банально песню заказать хочет?
— С этого начиналась любая программа. Но я публично в эфире это дело пресекал. Объяснял, что мы занимаемся другим. И народ постепенно привыкал, что это не программа по заявкам.
— Я помню, были же еще какие-то дискотеки в Доме физкультуры.
— Дискотеки в ДФК — это эпоха в жизни "Европы плюс". Для целого поколения молодежи ДФК стал чем-то особенным. Огромный спортивный зал, который только в силу темноты имел какую-то привлекательность. В нем собиралось от тысячи до двух человек. Я никогда не забуду мокрые от пота стены. Это, конечно, проблемы вентиляции. Но для меня это был некий символ. И, конечно, народ туда стремился еще и потому, что это был звездный час "Европы" и, в частности, меня и Солнцева. На нас народ шел, как на такие местные, местечковые звезды.
— Да как же ты, такой скромный, застенчивый, не побоялся вылезти к этой беснующейся толпе? Я один раз в жизни оказался на этой дискотеке: понаступал на битые пивные бутылки, посмотрел на шевелящуюся в каком-то зловещем мерцании толпу, на заходящуюся в истерике подтанцовку и минут через 20 бежал прочь.
— Для меня моя смелость тоже оказалась неожиданной. Но надо сознаться, что 50 граммов, а то и 100 перед выходом принимались всегда. Без искусственного расслабления куражиться перед этим залом было практически невозможно.
Радио — это фон
— Зачем от такого счастья ты ушел с "Европы"?
— Были внутренние проблемы с начальством, усталость — четыре года практически без выходных. И плюс к этому ощущение, что я уже все сделал. В общем, те же причины, что и при уходе с телевидения. Ощущение колеса, из которого не могу выскочить. Одним словом, я принял решение уйти, но ушел не просто так. Придумал байку про Бразилию. Во время последнего эфира я сообщил, что уезжаю на фестиваль радиоведущих в Сан-Паулу. А для участия я должен якобы представить кассету, характеризующую жителей края, из которого я приехал. И попросил слушателей смеяться, как смеются на севере, лаять, как лают северные собаки, и так далее. Вот такой дурдом устроил. И все делали то, о чем я их просил, полагая, что все это правда. Самое смешное, что потом меня встречали люди и спрашивали, как я съездил. Я отвечал, что хорошо.
— Ты все-таки изрядный авантюрист. От комфорта, успеха, популярности взять и уйти на улицу. Не понимаю.
— Я знал, что не у дел я не останусь. Одна работа, другая. А потом поворот: я неожиданно попал на стажировку на радио "Свобода".
— Туда-то ты как попал?
— Когда-то давно заполнил анкету. И думать об этом забыл. Больше года все-таки прошло. И вдруг звонок из Праги: "Ваш рейс тогда-то. Квартира в центре Праги. Вы приглашаетесь на месяц". Это было чудо. Уезжая, я собрал такой чемодан с вещами, как будто уезжал на всю оставшуюся жизнь.
— А было ощущение, что действительно уезжаешь на всю жизнь?
— Мне, наверное, очень этого хотелось. Но условиями поездки не предусматривалось оставлять кого-то из приехавших в штате. Внештатную же работу я имел и по сей день имею. Делаю различные сюжеты и даже программы.
— И вдруг получил приглашение программным директором на "Мелодию"? Это было неожиданно? Радостно?
— Можно сказать и так. Хотя непросто все дается. Я ведь за эти три года отвык от жесткой коллективной жизни, от конвейерного процесса. Я был вольный человек, мог планировать свою жизнь, как хотел. Но вот сейчас прошло три месяца, я постепенно втянулся и почувствовал азарт сродни тому, который был во время работы над созданием "Европы плюс". Недавно начали запускаться проекты, над которыми все последнее время мы трудились. Есть ряд передач, таких, например, как "Утренний гость". В студию в 7.30 приходит человек, и с ним ведется такой житейский обыкновенный разговор на утренние темы. Особенности пробуждения, с какой ноги встал, как варил кофе, что ел на завтрак. Вплоть до того, протыкает ли он желток при жарке яичницы или нет? Ненавязчивая такая бытовая беседа...
— Чем больше тебя слушаю, тем больше убеждаюсь, что радио — это чума какая-то. Самые крутые ди-джеи несут околесицу, в которой ничего нет, кроме сцепки слов. Ты претендуешь на жизневедение и максимум, что можешь себе позволить — это просить людей храпеть, лаять или рассказывать об яичном желтке. По телевизору Дибров с Кончаловским что-то умное обсуждают. Познер из людей жилы тянет. Неужели на радио глубокий разговор просто невозможен?
— В общих чертах ты прав. К телевизору человек усаживается. Радио же, тем более коммерческое радио, — это фон. То, что мы слушаем на ходу, занимаясь делами, разговаривая. Его можно сделать и серьезным, но публику к этому придется приучать очень долго.
— Почти убедил. Ты любишь читать?
— В детстве читал очень много. А в последние годы странная такая вещь — не могу дочитывать книги до конца. Скучно. Кроме Иосифа Бродского, наверное, это самое мое большое литературное открытие последнего времени.
— А скажи, у тебя как у дискотечной звезды были фанатки?
— Хочешь узнать, были ли у меня романы? Бывали. После каждой дискотеки подходили какие-нибудь девочки с самыми недвусмысленными предложениями. В студию звонили почти после каждого эфира. Не всегда речь шла о встрече. Часто людям просто хотелось поговорить. Но дискотеки показали, каково приходится каким-нибудь несчастным Иванушкам-интернешнл.
— О чем мечтаешь?
— Знаешь, вот теперь хочется действительно попасть в Сан-Паулу. Узнать, куда же я в тот раз не доехал.
