В школе она была жуткой тихоней, а потом стала на редкость бойкой и общительной. Она всегда боялась высоты, но работала стюардессой. Она обожает чистоту и порядок, но взять тряпку в руки для нее смерти подобно. Она не умеет рассказывать анекдоты и шутить над друзьями. А народ, читая ее рассказы, падает со смеху. Она называет себя маленьким писателем, а в Швеции ее произведения публикуют в сборнике лучших рассказов года. Она — редактор отдела прозы журнала "Север", автор сценариев к нескольким сериям "Ментов" Раиса Мустонен. И у нее в гостях побывал наш журналист.
Писатель без денег — сценарист
— Раиса Генриховна, Ваши произведения издавались в России, Финляндии, Швеции, Германии, Норвегии и США. Пьесы ставились в Архангельске, Стокгольме, Петрозаводске. Но сейчас Ваше имя чаще вспоминают в связи с отечественными сериалами....
— Сейчас, когда пишешь прозу, возникает ощущение, что это никому не нужно. Да, публикуют тебя в журнале, какие-то отклики приходят... Но для того, чтобы издать книгу, нужны деньги. Я считаю, что писателю искать деньги унизительно. У Булгакова говорится, никогда ничего не просите у сильных мира сего, сами придут и все дадут. Видимо, я никому не нужна — никто не приходит, ничего не предлагает.
— А сценарии к сериалам писать предлагают?
— Предлагают друзья. Сначала мой коллега по журналу "Север" Дима Вересов уговорил работать вместе. Но когда он предложил писать сценарий для "Ментов", я сказала: "Ты что, с ума сошел! Я детективы терпеть не могу и вообще их не читаю". Но потом мне даже понравилось сочинять на пару. Когда ты ответствен перед человеком, писать интереснее и веселее. Думаешь: что там завтра соавтор принесет?
— Работаете над сценариями только с Вересовым?
— Нет, сейчас у меня другой соавтор, с которым мы все лето работали над новым сериалом. И что из этого получится, мы еще не знаем. Думаю, и с Вересовым продолжим работу. Сочиняла я сценарий сериала и со своим питерским другом Василием Герасимовым. Написали мы две серии. Все хвалят, но это очень дорогостоящий проект и пока никто не берется его снимать.
— Но почему писатель сегодня работает над сериалами?
— Я считаю, что телевидение сейчас более востребовано, чем литература. Телевизор смотрят все. Писатели издают книги, а их никто не читает. Народ читает в основном одну макулатуру. Кроме того, я окончила Высшие курсы сценаристов и режиссеров.
— А сценарии приносят материальное удовлетворение?
— На сериалах — очень маленькое. Немного зарабатывают и актеры, и режиссеры. Но мне не стыдно за то, что мы с Димой делали. Мы не халтурили. Поэтому я получаю от этого моральное удовлетворение. Скоро наши серии "У каждого в шкафу есть свой скелет" и "Пятая власть" из сериала "Менты-4" покажут по телевидению.
— Трудно продать сценарий?
— Для сценариста найти продюсера — проблема. Я, например, не знаю, как подобраться к таким людям, как Константин Эрнст и Валерий Тодоровский. Мне повезло, что мой друг писал для "Ментов". Он нас с Вересовым вывел на нужных людей и дал свои рекомендации.
— Со сценариями прозу-то совсем не забросили? Удается что-нибудь издать?
— В Швеции вышел сборник "Лучшие рассказы года". В нем из русских авторов, как это ни смешно, — Чехов и Мустонен.
Хождение в народ
— Путь к карьере писателя был долгим?
— Затяжным. В школе считалась жуткой тихоней. И вот мы с подругой решили уехать из родной Сортавалы в Ленинград и перестать быть закомплексованными. И перестали. Сначала я работала портнихой. Потом поступила в горный институт в Ленинграде и вскоре его бросила. Работала маляром, библиотекарем, уборщицей, стюардессой, трудилась на фабрике мороженого, строила железную дорогу на Выборг и т.д. Ну а меняла я места жительства и работы потому, что всегда хотела стать писателем. Как Джек Лондон, Максим Горький, я "ходила в люди", чтобы жизнь понюхать.
— И эти хождения в народ действительно помогли?
— Да. Очень много интересных людей было в моей жизни. И всегда со мной приключались полумистические истории.
— Только ли с Вами?
— Я думаю, что на самом деле такие истории случаются со всеми. Но писатели, даже маленькие писатели, как я, — это люди, которые замечают все мелочи и с их помощью связывают, объединяют мир.
— Значит, только творческие люди способны видеть невероятное?
— Нет. Человек замечает, что все в мире связано, не только когда он занят творчеством, но и когда влюблен. Состояния творчества и любви вообще очень похожи между собой. Чем меньше влюбляешься, чем меньше пишешь, тем больше мир рассыпается на части и кажется несправедливым. В таком случае, наверное, нужно напрямую с Богом общаться, верить в него по-настоящему.
— А Вы не верите в Бога по-настоящему? В Вашей квартире икон достаточное количество...
— Иконы мне достались от мамы. Их мне постоянно дарили. Хоть бы кто-то тапочки обыкновенные подарил (смеется). А насчет веры... Я спрашивала свою подругу матушку Зинаиду, успею ли я до смерти поверить по-настоящему. А она говорит, что я верю, только не воцерковленно.
— Бывает такое, что утром просыпаешься и писать ничего не хочется?
— Хочется-то хочется, но не пишется. Я могу годами не писать. Мучаюсь от этого ужасно. Но когда чувствуешь, что из тебя "льется", тогда ты счастлив. Я ненавижу, когда составляют договор, и ты должен умереть, но написать пьесу, сценарий к сроку. Со мной не раз такое было. В начале перестройки, когда еще у нас не снимали сериалы, меня пригласили на "Ленфильм" и предложили написать сериал о счастливой семейной жизни. Я в это время разводилась с мужем и сказала киношникам, что такой фильм — сказка. Мне сказали: "Пишите сказку типа "Далласа". Актеры будут стареть, вы будете стареть с ними, а жизнь будет продолжаться..." Я написала четыре серии. Потом этот проект лопнул, но деньги мне за работу заплатили. Но как вспомню, чего мне стоила эта работа! Когда я чувствую давление на себя, всегда мучаюсь.
— А четко спланированный рабочий день писателя существует?
— На такое способны только писатели-профессионалы. Я себя отношу к любителям, несмотря на образование, членство в Союзе писателей и изданные книги. Профессионал хочет не хочет, а пишет ежедневно с утра до вечера. Я пишу только тогда, когда пишется. И я всю жизнь буду любителем.
— Но стоит влюбиться писателю, так он становится неугомонным "профессионалом"?
— Абсолютно точно. Возможно, ко мне и старость-то стала приближаться потому, что я перестала влюбляться. Я считаю, что сама любовь мешает творчеству. А вот в преддверии любви, когда еще ничего не ясно, творится великолепно. Это божественно. Как будто ты напишешь и именно этим завоюешь человека. На самом деле ты не человеку должен понравиться, а через него ты должен понравиться Богу.
— И часто Вы испытывали любовный трепет?
— Нередко. Только после 40 лет это пошло на спад. А сейчас уже давно не влюблялась.
— Нет достойных мужчин?
— Чем старше и страшнее становлюсь сама, тем требование к мужчине все выше и выше. Сейчас я уже почти сразу вижу, что за человек передо мной. Сердце, к сожалению, не трепещет.
— А когда Вашему сердцу совсем не хотелось покоя?
— В моей жизни лучший период был с 35 до 40 лет. Думаю, что в 35 лет жизнь только и начинается.
Раиса, ты — не Шолохов!
— Судя по Вашим произведениям, Вы любите юмор. А в жизни Вы шутите, разыгрываете друзей?
— Шутить и рассказывать анекдоты не умею, но я очень люблю смеяться.
— Выход первой книги, наверное, и плакать, и смеяться от счастья заставил?
— Первая книга большой радости не принесла. А вот счастье я испытала, когда работала маляром по лимиту в Москве. Там я от всех скрывала, что собираюсь в Литературный институт. И вдруг получаю письмо: "Вы прошли творческий конкурс". Я прибежала в общежитие, от переживаний сразу заснула. Когда пришли девчонки-маляры со свиданий, подошли ко мне и хотели снять с меня клопа (в общаге этих гадов было видимо-невидимо), я вскакиваю, как болванчик: "Девчонки, поздравьте. Я в Литературный институт прошла". А они говорят: "Смотри, клопы по тебе ползут". "Не троньте! Это мои клопы", — кричу я и отключаюсь снова. Вот это было счастье!
— А родители порадовались за дочь?
— Мои родители были старенькие и нерусские. Папа во время революции перешел границу Финляндии с Россией и остался жить в Карелии. Мама была карелкой, окончившей два класса церковно-приходской школы. Но она была молодец! Насобирала денег (а мы были самыми бедными), приехала в Ленинград и мне — первой на этаже общежития Литинститута — купила пишущую машинку. Потом я поступила так же, как моя мама. Когда нам почти не платили в журнале, съездила на клубнику в Финляндию и почти первой в классе купила сыну компьютер.
— Родственники читали Ваши произведения?
— Дядя говорил: "Вот Шолохов — это да! А ты что пишешь?!" Мама с папой тоже не понимали, что я пишу. Для них было важно, чтобы я была довольна.
— Ну, а сын-то понимает то, чем занимается мама?
— Даниил Запышный — это мое лучшее произведение. Он окончил исторический факультет ПетрГУ и сейчас в армии. Все, что я пишу, я в первую очередь показываю ему. Когда мы с Вересовым писали очередную серию "Ментов", что-то не получалось. Тогда мы показали свою работу Даниле. Он нам весь сюжет перелопатил. Я считаю, что мой сын мог бы стать писателем, сценаристом, но у него нет таких амбиций. Хотя время покажет.
