Учреждение УМ 220/7, или Исправительная колония общего режима номер семь, а в просторечии — "семерка", расположена на самой окраине Сегежи. Забор, окруженный двумя рядами колючей проволоки, между которыми денно и нощно бегают здоровенные свирепые собаки, большим кольцом огибает несколько десятков приземистых построек — отрядных бараков и зданий производственной зоны. Вокруг — невысокий чахлый лес, из-за которого видны дымящие трубы Сегежского ЦБК. Пейзаж навевает уныние...
Невысокое здание администрации учреждения. Неподалеку — массивные бетонные столбы, оплетенные колючей проволокой, по бокам — вышки охраны, в центре — железные ворота, за которыми кончается привычная жизнь и начинается зона... Короткий коридор без окон, наглухо блокируемый с двух сторон металлическими дверьми на электрозамках, КПП, строгий взгляд девушки-инспектора, пристально сверяющей фото в документах с вашим лицом. Лязг замков за спиной, и вот она — "семерка"...
Чиновничья ГУПость
— Я тридцать лет работаю в тюрьме, — рассказывает заместитель начальника УМ-220/7 Вячеслав Ишков. — В "семерке" почти с момента ее основания. Создана она была в 1968 году для строительства Сегежского ЦБК и большой Сегежи. До 1975 года осужденные "семерки" трудились на самых тяжелых строительных работах тогдашней "комсомольской стройки": заливали бетон, возводили стены нескольких цехов целлюлозного гиганта. Каждый день их под конвоем вывозили на стройку, специальные участки которой для "спецкомсомольцев" были обнесены "колючкой". Руками осужденных построены помещения для нескольких бумагоделательных машин, варочный цех целлюлозы и большое количество зданий в самой Сегеже, в их числе — Дворец спорта.
В начале семидесятых тогдашний начальник колонии Сергей Заводсков стал почти нелегально обустраивать в учреждении рабочую зону: "комсомольская стройка" подходила к концу, а осужденных нужно было обеспечивать работой.
— В 1974 году так называемым "хап-способом" — всеми правдами и неправдами — в колонии построили маленький производственный участочек рядом с котельной, — говорит В.Ишков. — Стали лихорадочно искать, что бы начать выпускать на новом участке, и в этот момент появился ангел-хранитель в лице представителя мощнейшего тогда ленинградского объединения "Светлана".
Был заключен первый договор, и маленький производственный участок начал выпуск деталей для производства электронных ламп. На первых порах пришлось довольно трудно: производство требовало высокой точности работы, специалистов-рабочих собирали по всем окрестным колониям. Дальше производство пошло в гору: при содействии руководства "Светланы" в колонии построили большой цех, оснащенный всем необходимым. В поисках дешевой, но при этом качественной рабочей силы вслед за "Светланой" потянулись в Сегежу представители таких гигантов тогдашней индустрии, как Подольский электромеханический, Раменский приборостроительный и Ленинградский механический заводы. На месте недавней "живопырки", где работало чуть больше двух десятков человек, в "семерке" возник завод с технологическими линиями по производству металлических, деревянных и пластмассовых деталей.
А потом грянула перестройка... Индустриальные гиганты, сами попавшие в сложное экономическое положение, отказались от сотрудничества с колонией.
— Мы были брошены государством на произвол судьбы, — говорит Вячеслав Ишков. — Как знать, что было бы с "семеркой", если бы не промзона, за счет которой в буквальном смысле слова колония выжила.
В девяностых годах дело вроде бы потихоньку пошло на лад: у производственного участка "семерки" появились новые заказчики: москвичи, с удовольствием закупающие оборудование для саун. Несмотря ни на что, сохранил объемы заказов и прежний верный партнер — Кондопожский ЦБК. Но государство приготовило зонам очередной сюрприз.
— В середине девяностых какой-то госчиновник догадался преобразовать производственные участки всех исправительных учреждений в государственные унитарные предприятия (ГУПы), — рассказывает зам. начальника "семерки", — тем самым приравняв их к коммерческим предприятиям. Большей чиновничьей глупости мне видеть не доводилось!
Согласно закону ГУПы обязаны платить весь спектр налогов, в том числе — НДС, налог с продаж и транспортный налог. Не сумев выдержать конкуренции, производство в зоне в очередной раз рухнуло. Сейчас руководство колонии занято поиском новых заказчиков, но они пока в Сегежу не спешат...
"Сижу на нарах, как король на именинах..."
Осужденные в зоне подчеркнуто, как-то даже вызывающе по-европейски вежливы. Каждый здоровается, многие при этом искренне улыбаются. Не верится, что на совести любого — преступление, а то и не одно...
— Беспредела, как в кино, у нас нет, — говорит заместитель начальника УМ-220/7 по кадрам и воспитательной работе Александр Привалов. — Бывают единичные случаи неповиновения, но массовых беспорядков не было ни разу за всю историю.
"Семерка", как, впрочем, все колонии, расположенные в Карелии, — "красная" зона. На блатном жаргоне это значит, что власть здесь, в отличие от зон "черных", принадлежит не авторитетам, а администрации учреждения.
— Стычки между осужденными, конечно, бывают ежедневно, — продолжает рассказ подполковник Привалов. — Оно и понятно, это ж преступники: кто-то не так посмотрел, кто-то кому-то на ногу наступил, а тот без разговоров обидчику в лоб... Всякое случается...
Одним из наиболее серьезных за последнее время инцидентов в зоне, по его словам, стал конфликт между вновь прибывшим по этапу с "малолетки" осужденным и одним из старожилов "семерки", мотавшим срок за двойное убийство. Осужденный — человек весьма медлительный — резал хлеб, а только что этапированный молодой зэк подошел к нему и сказал: режь, мол, скорее, нож нужен. В ответ старый зэк не спеша повернулся и ответил: "Сейчас дорежу хлеб и так же медленно разрежу на кусочки тебя".
— Уверен, — он так бы и сделал, но другие осужденные замяли конфликт и доложили администрации. Когда я рассказал молодому парню, на кого он возвысил голос, у того на голове волосы встали дыбом, — говорит А. Привалов.
По словам подполковника Привалова, зная существующие порядки, воры в законе попросту отказываются попадать в карельские зоны. Бывает, привозят их сюда по этапу, а они сразу заявляют, что "подниматься на зону" не будут. Так и сидят в ШИЗО (штрафном изоляторе), пока их не этапируют в другую колонию.
По сложившейся традиции наиболее сложным в колонии считается первый отряд, где содержатся осужденные, имеющие нервные отклонения; те, кому нечего терять — бывшие детдомовцы и те, кого именуют бомжами. Среди последних особенно распространено воровство у своих сокамерников — крысятничество. С крысятниками ведут яростную борьбу как сами осужденные (на зоне таких презирают), так и администрация колонии (дабы избежать беспорядков). Но большинство из них — неисправимы.
— Был у меня в практике запоминающийся случай. Помещали в ШИЗО одного из уличенных крысятников, так он, собирая свои личные вещи, стащил полотенце соседа, — рассказывает замначальника колонии. — Во время выхода из ШИЗО стащил у раздатчика пищи полбуханки хлеба. Задержали, привели в служебный кабинет. Он хлеб выложил на подоконник и тут же с подоконника стянул алюминиевую ложку. Таких людей уже ничем не исправишь...
Побегов из семерки не было. Был, правда, один инцидент: уехал осужденный в отпуск и не вернулся обратно. Через два месяца его задержали за кражу...
"Не обещайте деве юной..."
Особая тема на зоне — любовь. Большинство республиканских газет пестрят объявлениями о знакомстве, где обязательно "умные, честные, добрые и ласковые" обитатели учреждений с литерами УМ предлагают женщинам руку и сердце.
— Был у нас осужденный, приговоренный к 15 годам лишения свободы за убийство, который вот так, по объявлению, познакомился с женщиной из Надвоиц, — рассказывает А. Привалов,— он к тому моменту отбыл большую часть срока. Переписка длилась два года. А потом они поженились, осужденный был освобожден на три года раньше (не из-за свадьбы, конечно, а за хорошее поведение) и сейчас мирно живет в новой семье. Я с ним иногда случайно встречаюсь, здороваемся...
Вообще же в год в колонии регистрируется несколько браков. Женщины, желающие связать судьбу с оступившимися в этой жизни мужчинами, приезжают в Сегежу, пишут заявление в местный ЗАГС, а работники ЗАГСа приезжают в колонию, где брак и регистрируют. После этого осужденному разрешают длительное свидание. Вместе с невестой он имеет право жить в течение трех суток в специальной отдельной комнате, которая тем не менее находится на зоне. Помимо этого, каждому осужденному в год разрешено несколько краткосрочных свиданий: в специальной комнате, разделенной стеклом, они могут несколько часов по телефону беседовать с приехавшими к ним родственниками или друзьями. Разрешены осужденным и отпуска. Но это — реже, и, как правило, — в связи с трагическими событиями в семье. В "семерке" есть специальный Дом отдыха. Сюда попадает раз в год каждый из осужденных (трудящихся в рабочей зоне), а также те, кто ожидает решения суда на досрочное освобождение. По зоновским меркам — райские условия: нет тяжелых работ, подъем на час позже, библиотека, тренажерный зал, музыкальные инструменты и даже... сауна. Правда, распорядок дня и здесь соблюдается неукоснительно, и дальше порога дома отдыха вольница не распространяется: зона все-таки...
"Школа — арифметика судьбы"
"Семерка" — единственная пока в республике колония, в стенах которой работает... средняя школа. Работает уже без малого четверть века. Правда, сейчас учеников стало несоизмеримо больше, чем в минувшие годы: среди молодых осужденных, большинство которых, кстати, — жители республики, повальная безграмотность.
— В последнее время к нам поступают осужденные, уровень образования которых все ниже и ниже с каждым годом, — горько констатирует директор школы Валерий Левицкий, с которым мы беседуем в его кабинете. — На сегодня в третьем классе обучается 21 человек. В основном молодые люди в возрасте от 18 до 23 лет, двое среди них вообще безграмотные. Все — психически нормальные люди, без умственных отклонений.
Занятия идут как в обычной школе. Звенит звонок, оповещающий о начале перемен и уроков. Ученики получают за ответы оценки, есть среди них, по словам Валерия Леонидовича, и второгодники, есть и отличники. Правда, домашнего задания тут не задают: не принято.
Пока мы беседуем с директором школы, в кабинет, предварительно постучавшись, заглядывает один из школьных дневальных — коротко остриженный детинушка, косая сажень в плечах, — и густым басом спрашивает: "Валерий Леонидович, разрешите ключ от шкафа взять: мел кончился..."
К учителям и учению осужденные относятся с уважением. По словам директора и педагогов, такую дисциплину на уроках трудно встретить в любой из общеобразовательных школ. Осужденные, окончившие курс обучения, получают обычное свидетельство, те же, кто не успевает пройти весь курс, по причине выхода на волю получают справку с указанием, сколько классов окончено. Ежегодно в школе празднуется выпускной вечер, на который нередко приезжают родственники учащихся. Вот только выпускники навещать свою школу не могут: зона. А те, кого судят вторично, как правило, отправляются судом в другую колонию — на строгий режим.
Рядом с зоной в старой армейской казарме располагается еще одно учебное заведение: Учебный центр Управления исполнения наказания. Здесь учатся те, кто охраняет осужденных. Центр создан в 2000 году. За это время силами его сотрудников и курсантов во главе с полковником Юрием Прохоровым и при помощи администрации "семерки" в руинах казармы восстановлены несколько учебных классов, столовая и душевая комнаты, небольшое общежитие.
В этом году Центр получил лицензию, в соответствии с которой сможет обучать не только младших инспекторов (так официально называют в колонии охранников) но, например, сотрудников частных охранных предприятий. За прошлый год в Центре прошли обучение более четырехсот человек, в том числе группа сотрудников налоговых органов.
— Зачастую удручает уровень образования многих младших инспекторов, служащих в колониях республики, — сетует полковник Прохоров. — Ведь по роду занятий они ежедневно работают с людьми. Задача Центра — попытаться хоть немного поднять планку этого уровня.
"А в ответ — тишина..."
Парадокс, но минувшей зимой, когда из-за сильных морозов во многих городах и поселках республики сложилась чрезвычайная ситуация и люди замерзали в неотапливаемых домах, ни в одном из семи расположенных в республике исправительных учреждений не было ЧП с отоплением. Причина этого, по словам заместителя начальника УИН РФ по Карелии полковника Владимира Трубкина, кроется в том, что руководство УИН и всех исправительных учреждений рассчитывает только на себя, не ожидая помощи извне.
— Местная власть попросту отмахнулась от колоний, забыв, что здесь содержатся наши земляки, — говорит В. Трубкин. — Руководство многих областей России как может помогает исправительным учреждениям, расположенным там. У нас же в ответ на наши просьбы о содействии — глухое чиновничье молчание. Управление неоднократно обращалось к главе республики с просьбами о содействии, он ставил резолюцию о своем согласии, и документы исчезали в недрах республиканских министерств, а оттуда возвращались отписки.
Сейчас в различных исправительных учреждениях республики содержится около четырех с половиной тысяч человек, большинство — жители Карелии, то есть после освобождения они будут жить среди нас. Кому как не местным властям задумываться о том, какими эти люди выйдут из зоны?..
Когда мы покидали "семерку", перед КПП встретили группу осужденных, ждущих своей очереди на получение передач с воли. "До свидания", — почти хором сказали они. Подвоха в их словах не было, но фраза прозвучала как-то двусмысленно...
P.S. Автор благодарит начальника УМ-220/7 Павла Селезнева, начальника штаба УМ-220/7 Евгения Фефелова и сотрудника УИН РФ по РК Олега Гроссмана за помощь, оказанную при подготовке репортажа.
