Прошел год, как Замир Тарланов, профессор, заведующий кафедрой русского языка Петрозаводского государственного университета, уехал к себе на родину, в Дагестан. Однако недавно стало известно, что он возвращается в Петрозаводск. В Петрозаводск, который ему очень не понравился, когда он приехал сюда в 1963 году после окончания аспирантуры в Ленинградском университете. В Петрозаводск, где он прожил 48 лет, став ученым с мировым именем.
Закулисная возня
– Вы дважды приезжали в наш город в 1963 году и оба раза почти сразу же уезжали, по сути, едва познакомившись. Почему?
– Мне тогда было 26 лет. Моя жизнь до этого проходила сначала в солнечном Дагестане, с совершенно другим образом жизни. Затем Ленинград – огромный столичный город с потрясающим культурным потенциалом. В Петрозаводск я приехал в ноябре. Что я сразу увидел? Едва освещенный вокзал. Серое, давящее небо… Сумерки даже днем. Очень мало людей на улице. А те, которые встретились, были закутаны по макушку. Мне, молодому, энергичному человеку, все это было непривычно. И даже пугало.
– Только с третьей попытки вы остались в Петрозаводске и провели здесь 48 лет. Не жалеете?
– Нисколько! Этот северный край с его изумительной природой, прекрасным Онежским озером, уютным, спокойным и дружелюбным Петрозаводском стал мне мил и дорог. А еще дача в Машезере, грибы, ягоды! Здесь мне очень плодотворно работалось.
– С чего же вы вдруг взяли и уехали в Махачкалу?
– Произошло это после очередных перевыборов заведующего кафедрой. Они проходили как-то странно, на мой взгляд. На первом этапе все члены кафедры проголосовали за меня и сообщили об этом руководству университета. Но на заседании совета филологического факультета, где должны были утвердить решение кафедры, началась какая-то закулисная возня. Вдруг голосование показало результат: 8 человек за меня и столько же против. Я ничего не понял. Напрямую задал вопрос ректору, чего хочет он и чего хотят люди, которых он поддерживает. Однако четкого ответа не услышал.
Вообще-то, если ректор мотивированно решил, что желательно заменить заведующего кафедрой, это его право, и достаточно было только намекнуть мне. Но этого не было. Больше всего в этой ситуации меня удручало, что оценку моей пятилетней работе давали люди, явно далекие от интересов дела. Поэтому всей семьей (жена – профессор филологии Карельской педагогической академии Лидия Владимировна Савельева и сын – профессор кафедры литературы ПетрГУ Евгений Тарланов. – Прим. ред.) мы уехали в Махачкалу.
– Вы человек принципиальный?
– Да. И доказывал это не единожды еще в глухие годы повального единомыслия, отстаивая свои профессиональные и нравственные позиции. Кто меня знает, тот видел, что я никогда не прятался в толпе и не избегал ответственности ни за себя, ни за семью, ни за кафедру, ни за представляемую мною филологию.
Махачкала
– Как вас приняли в Махачкале?
– С распростертыми объятиями. Я работаю главным научным сотрудником в Дагестанском научном центре РАН, сын тоже здесь – ведущим научным сотрудником. Нас ценят. Я занимаюсь знакомой мне темой – кавказоведением… Но, признаюсь, душа моя больше лежит к русскому языку. Поэтому с удовольствием читаю по Skype лекции студентам Карельской педакадемии, как и моя жена Лидия Владимировна.
– А в бытовом плане как вы устроились?
– Нам предоставили хорошую четырехкомнатную квартиру в университетском доме. Правда, по распространенной в Дагестане практике, дом до сих пор официально не принят в эксплуатацию, хотя давно заселен. Местных это мало волнует, а для нас отсутствие прописки по месту жительства создает явный правовой вакуум.
– Дагестан сильно изменился с тех пор, как вы уехали отсюда в молодости?
– Разительно. Махачкала стала огромным городом, почти миллионным по числу жителей. И очень неудобным для жизни. На улицах чуть ли не хаос, потому что никто не соблюдает правил движения: ни пешеходы, ни водители. Везде пробки… В городе, как это ни странно для юга, мало зелени. Нет, в отличие от Петрозаводска, воздушного пространства. Много строят, но это современные стандартные коробки, нет красивых, добротных домов.
Что касается людей, то сын обратил внимание на то, что никто не ругается. Много отзывчивых, вежливых и корректных людей (или мы общаемся только с такими?). Но бросается в глаза, что в Дагестане стало заметно меньше веселых, счастливых лиц. Наоборот, лица выглядят озабоченными. Многие недоумевают: «Зачем вы приехали сюда? Здесь плохо, неспокойно».
И главное, летом здесь невыносимо жарко, даже для меня, не говоря уже о сыне и особенно жене. Такой климат явно повлиял на ее здоровье. А я стал чувствовать вину за то, что привез их сюда.
Счастье – это чистая совесть
– На ваш взгляд, характер определяет судьбу или, наоборот, судьба делает характер?
– Наверное, это взаимосвязано. Да, сильный характер может изменить судьбу. Но, с другой стороны, именно судьба выковывает сильный характер. Знаю лишь, что плохой характер приносит много неудобств и, несомненно, связан с биологическим темпераментом, которым трудно управлять. Уверен, в жизни важно иметь благую цель и не сворачивать с дороги, какими бы ухабами она ни отличалась.
– Вы довольны своим характером?
– Не всегда. Лучше бы я иногда промолчал. Я никогда не умел этого делать. Помню, когда еще только начинал работать в пединституте, ректор Петр Иванович Ихалайнен (золотой был человек, много добра сделал в жизни) позвонил мне домой, а мне показалось, что он говорит со мной раздраженно, и я бросил трубку. Правда, сразу же поехал в институт просить прощения. До сих пор стыдно за тот случай… Кто-то из великих правильно сказал, что счастье – это чистая совесть. Я всегда стараюсь слушать свою совесть.
– Кто занимался вашим воспитанием?
– По большому счету, никто. Я родился в большом высокогорном селении. Детство выпало на годы войны. Отца забрали на фронт сразу же в 1941 году, когда мне было 5 лет. Поэтому помню лишь, что он учил меня ничего не бояться. Воспитывала меня мама. Она всегда учила довольствоваться малым, не проявлять излишней эмоциональности, сначала слушать, а потом говорить. Есть без жадности, а в гости ходить не для того, чтобы наедаться. Нас у мамы было четверо. Она воспитывала нас своим примером, своим трудолюбием.
Еще, конечно, меня воспитывала школа. Работали здесь учителя многих национальностей, чаще всего – милые русские девушки, очень добрые. Вот этим качествам – уважать человека любой национальности и всегда быть добрым – я учился и дома, и в школе.
– Вы всегда учились на одни «пятерки», а после 7-го класса поехали по рекомендации педсовета школы в Дербент, в педагогическое училище. Не страшно было?
– Нас, агульцев, поехала целая группа. Однако через месяц все они вернулись в село. Вот тогда-то мне и стало страшновато одному среди чужих. Но вскоре появились друзья, да и учиться мне всегда очень нравилось. В Дербенте мне было очень трудно жить. Стипендии (всего 60 рублей) хватало лишь на пол-литровую баночку чая и несколько кусков хлеба в день. Но я умудрялся еще откладывать деньги на подарки из города сестрам и маме. Так продолжалось из месяца в месяц, пока я не заболел цингой. Даже ходить не мог. Еле спасли. Потом уже все стали мне помогать… Именно в училище у меня развился вкус к гуманитарным наукам. Окончил училище с отличием, что давало право поступать в любой вуз страны без экзаменов.
– Думаю, уместно спросить, чем отличаются нынешние студенты от вас в студенческие годы?
– Я занимался день и ночь (да еще не чурался комсомольской работы). При этом не уставал, потому что мне было все интересно. Нынешние студенты знают, чего они хотят, еще на студенческой скамье. И это неплохо. Плохо то, что учат они только то, что им нужно именно сейчас, и не более. Но ведь знания никогда не бывают лишними, и никогда не знаешь, когда что пригодится.
Русская культура
– Сегодня много говорят о взаимной неприязни кавказских народов и русских. Вы сталкивались с этим здесь, в Карелии, или там, в Дагестане?
– Ничего подобного пока не довелось испытать ни мне в Карелии, ни жене в Дагестане. Что касается затронутой вами проблемы, то могу говорить только о своих личных впечатлениях. Дагестан всегда был ориентирован на Россию, как и сейчас. Но, к огорчению, есть силы, которым выгодно сеять рознь. Отсутствие, на мой взгляд, четкой национальной политики у российского правительства способствует усугублению ситуации.
– Вы считаете, что большую роль в деле объединения народов может сыграть русская культура?
– На эту тему я писал не раз. Русская культура всегда была стержнем, державшим единство России и в XIX веке, и в XX. В Дагестане всегда говорили: наш Пушкин, наш Лермонтов… Сегодня слышны отдельные провокационные голоса, что в национальных республиках не нужна русская культура, есть попытки изжить из сферы употребления русский язык… Да и в самой России власти делают непродуманные шаги по уменьшению, например, часов на изучение русской литературы и русского языка в школе. Ликвидируют педагогические вузы, где как раз и воспитываются кадры, способные нести в массы любовь к русскому.
– Не отсюда ли повсеместная безграмотность?
– Конечно, если человек не приучен читать, и прежде всего, образцовую с точки зрения языка – классическую литературу, то с чего он будет уметь правильно говорить и писать? Такая ситуация, как мне представляется, опасна для истории страны, для будущего государства.
– И вот вы возвращаетесь в Петрозаводск…
– Как только принял это решение, на душе стало радостно, как будто камень упал с сердца. Петрозаводск мил всем в нашей семье, мы скучаем без этого города, здесь у нас много искренних друзей. Думаю, приедем к весне. Когда будет окончательно готова квартира в новом доме на улице с замечательным именем Солнечная. О работе не волнуюсь, но в Петрозаводский университет, разумеется, не пойду.
