В Петрозаводском гарнизонном суде рассматривается дело генерал-майора Канамата Боташева, по вине которого в июне прошлого года в поселке Бесовец буквально в 100 метрах от жилых домов разбился военный истребитель Су-27. Подсудимому вменяют в вину «нарушение правил полетов» и «превышение должностных полномочий, повлекшее тяжкие последствия». По одной статье Боташеву грозит до семи лет лишения свободы, по другой – до десяти. Тем не менее генерал-майор на суде выглядит довольно бодро. Он принял решение, что будет защищать себя сам (профессиональный защитник хоть и присутствует в зале, участия в судебном процессе не принимает).
«Не трогать!»
В день авиакатастрофы Канамат Боташев управлял Су-27 незаконно: у него не было допуска к пилотированию самолета данного типа. Тем не менее летчик распорядился включить его в состав экипажа и уже в процессе полета взял управление истребителем в свои руки.
– Все действия по запуску, рулению, взлету и полету по маршруту до момента возвращения с воздушной разведки погоды выполнял командир экипажа, полковник Олейник, – рассказывает подсудимый. – Я взял управление при выходке в шестую зону, выполнил несколько горизонтальных маневров: развороты, виражи и бочки. После этого полковник Олейник выполнил вертикальный маневр для снижения в этой зоне.
Дальше управление самолетом вновь взял на себя Канамат Боташев: он вывел истребитель в зону над аэродромом, развернулся и попытался выполнить фигуру высшего пилотажа – «колокол».
– Маневр из-за ошибок в технике пилотирования с моей стороны закончился попаданием самолета в перевернутый штопор, из которого не удалось выйти, и на высоте менее 600 метров мы покинули самолет аварийным штатным образом.
Известно, что когда начались проблемы, полковник Олейник схватился за штурвал самолета, надеясь выправить ситуацию, однако услышал приказ: «Не трогать!».
– Зачем вы это сказали? – уточнил судья. – Олейник же знает этот самолет. Может, он вывел бы его из штопора.
Оказывается, генерал-майор был уверен, что справится сам. Увы, он не учел аэродинамических особенностей самолета.
– Во всех случаях это моя ошибка, – говорит Боташев.
Он признает и то, что не имел права даже приступать к управлению Су-27.
– Тогда что заставило вас дать указание на замену экипажа? – спросил судья.
– Желание попилотировать самолет. Еще была цель оценить метеорологические условия. Но я понимаю, что это не может служить оправданием.
– Вы признаете, что незаконно находились в этом самолете?
– Признаю. То, что я выполнял данную фигуру, тоже признаю. И того, что я допустил ошибки в технике пилотирования, не отрицаю.
Те же грабли
В суде выяснилось, что Канамат Боташев не имел права летать вообще, так как был отстранен от полетов. Это было наказанием за то, что в декабре 2011 года он, не имея допуска, управлял самолетом Су-34.
– Вы же уже были в подобной ситуации. Уже один раз относительно вас было служебное разбирательство, вас наказали. Зачем наступать на те же грабли? – никак не мог понять судья.
– На Су-34 я летал абсолютно законно.
Летчик уверяет, что ситуация 2011 года ничего общего с бесовецким делом не имеет: тогда были и допуск, и навыки, запоздал только нужный приказ. Тем не менее, напомнил подсудимому гособвинитель, наказание в виде отстранения от полетов случилось и в июне 2012 года действовало.
– Если честно, я даже не знал, что такой приказ существует, – пояснил Боташев. – Меня до сих пор с ним никто не ознакомил.
– Но о порядке допуска к полетам-то вы знали. Вы же не могли не знать, что не имеете права летать на этом самолете. Зачем вы сознательно на это пошли? Надеялись, что все пройдет хорошо? А мало ли не пройдет? Что в вашем случае и получилось.
– Ваша честь, если бы у меня было хотя бы сомнение, что все может закончиться аварией, естественно, ничего бы этого не было.
Полномочий не превышал
Генерал-майор признает, что в случившемся виноват только он. При этом с обвинением по статье «Превышение должностных полномочий» категорически не согласен.
– Я был руководителем летно-тактических учений, а не командиром авиационной базы, – попытался объяснить свою позицию подсудимый. – И как руководитель учений я никаких полномочий не превышал. Полномочий организовывать полеты, в том числе и воздушную разведку, в Бесовце у меня не было. Это обязанность командира базы.
– Я правильно понимаю, что как должностное лицо отвечать за случившееся должен полковник Олейник? Что в отношении него нужно возбудить уголовное дело? – уточнил судья.
– Я не могу об этом судить.
То, что происходило дальше, и вовсе напомнило театр абсурда. Председательствующий на протяжении получаса пытался добиться от генерал-майора ответа на, казалось бы, элементарный вопрос: в качестве кого Боташев отдавал Олейнику приказ включить его в состав экипажа – в качестве друга или командира? Но прямо и четко подсудимый так и не ответил.
– Слово «обговорили» лучше всего характеризует мое указание, – всячески пытался уйти от явно не понравившегося вопроса летчик.
– Вы прибыли туда официально? – пытался разобраться судья.
– Да.
– Как должностное лицо?
– Да.
– Олейнику вы указание давали как должностное лицо?
– Я дал указание, что полечу в составе экипажа.
– Вы давали это указание как постороннее лицо или как должностное?
– Как должностное лицо на учениях.
– Я не говорю, что не было учений. Вы дали ему указание как должностное или как постороннее лицо?
– Я был руководителем учений.
И так – бесконечно.
– У вас очень высокая должность командира вышестоящих баз. И вы как генерал-майор давали указание своему непосредственному подчиненному, – отметил судья. – Мы спрашивали у Олейника, как он воспринимал ваши слова, и он говорит, что воспринимал их как приказ, потому что знал – это генерал-майор Боташев, его начальник.
Неподъемные миллионы
Следствие установило, что ущерб от действий Боташева составил 100 миллионов рублей. Государственное обвинение считает, что генерал-майор должен отвечать за свой поступок в полной мере и ему полагается возместить сумму ущерба. Представитель потерпевшей стороны (Минобороны России) уверена, что цифру стоит уменьшить. Сам же подсудимый вообще не понимает, о какой сумме ущерба может идти речь, если остаточная стоимость разбитого им самолета – 0 рублей 0 копеек (а по документам она такая и есть).
– Вы согласны с тем, что в тот момент, когда самолет взлетал из аэропорта «Бесовец», он не стоил 0 рублей 0 копеек? – уточнил государственный обвинитель.
– Согласно здравому смыслу или согласно документам? – парировал подсудимый.
– Конечно, согласно здравому смыслу.
– Да, самолет, если оценивать его стоимость (даже металлолом), имеет цену. Даже списанный самолет имеет цену. Но речь идет о применении остаточной стоимости в определении ущерба. Как его определять, с точки зрения закона или здравого смысла? Я понимаю, что с точки зрения здравого смысла – это одно, а с точки зрения законов, на которые я опираюсь, – другое.
– Сумма в 100 миллионов для вас подъемная?
– Конечно, нет.
– А какую сумму по справедливости вы готовы выплатить? У вас же есть в уме какая-то сумма?
– Какая бы она ни была и как бы ее ни понизили, я думаю, что за оставшееся время жизни мне ее не выплатить.
В ближайшее время Канамат Боташев будет уволен с работы (такой приказ уже существует) и уже со следующего месяца единственным источником дохода у него останется пенсия в 25-27 тысяч рублей. Для Санкт-Петербурга, где он собирается жить после увольнения, это немного. А если учесть, что у него на иждивении безработная жена и сын, то и вовсе копейки.
– А за всю службу, за всю жизнь что вы накопили? – поинтересовался у подсудимого судья.
– Денег, машин у меня нет, – ответил Боташев. – Честно говоря, я и не задумывался об этом, и времени не было покупать материальные ценности.
– А как ваша семья отнеслась к тому, что произошло?
– Семья поддерживала с самого начала, хотя то, что произошло, было для них ударом. Но я им все объяснил. Они знают, что ущерб мне придется выплачивать из своей пенсии.
– Больше вам некому помочь? – уточнил председательствующий.
– На данный момент мне не к кому обратиться и я не планирую этого делать. Я еще даже не знаю, чем буду заниматься, потому что был подозреваемым, потом обвиняемым, сейчас подсудимый.
Голос генерала по-настоящему дрогнул, наверное, единственный раз за время судебных заседаний – когда он отвечал на вопрос о раскаянии.
– Я думаю, это пустые слова, потому что столько уже пережили за это время, – пояснил подсудимый. – Я думаю, это наглядный урок, как не надо делать вообще. Не только в авиации, но и по жизни. Сказать, что я переживаю и раскаиваюсь, это, наверное, ничего не сказать… Может, хорошо, что в поле зрения ничего не попало, когда мы вывалились из-под облаков в вертикальном положении. По сути тогда я даже боролся, прыгать мне или нет. Я вот это сейчас могу вам честно сказать. Не знаю, верите вы мне или нет, но мне больше нечего добавить.
«Карельская Губернiя» будет следить за процессом.
