Накипело внутри. Захотелось со стороны учителя рассказать о школах, в которые посылают самых слабых учеников города.
Речь не об одной школе: таких в Петрозаводске несколько и их проблемы достаточно общие. Итак, есть обычная средняя школа города Петрозаводска с длинной историей, выпускниками, которыми можно гордиться. Ее учителя – профессионалы с огромным стажем и наградами. Так получилось, что в школе собрался коллектив, работающий с детьми-коррекционниками. Коррекционники – это такие ученики, которым поставлен медицинский диагноз: отклонение в развитии. Поначалу коррекционников было мало (их вообще в городе было мало), основу в классах, в учреждении составляли обычные ученики.
Но время шло и коррекционников становилось больше. Глупо полагать, что поколение, употреблявшее в молодости «Балтику» определённого номера и «Ягуар» определённого цвета, родит здоровых детей. Коррекционников стали распихивать по школам по месту жительства – то в один нормальный класс, то в другой. Особых коррекционных классов тоже стало больше.
В образовательной системе также произошли изменения. Гонясь за успеваемостью, школы стали делиться на элиту – гимназии с лицеями, и все остальные. А как могут быть неуспевающие школьники в преуспевающем лицее? Их стали сбрасывать в средние школы, забирая оттуда лучших учеников.
И тут чиновникам пришла в голову гениальная мысль: зачем отправлять детей в разные учреждения? Давайте их запихаем в одно! Туда, где много коррекции! И нашу обычную среднюю школу почти полностью превратили в коррекционную. Нет, особый статус ей не дали, на него должны выделять дополнительное финансирование, составляться программы подготовки и начисляться надбавки в зарплате. Надбавки, кстати, у нас все-таки есть. Смешные.
В итоге в нашей школе просто сделали особые классы: 5-го вида – для учеников с тяжелым нарушением речи, и 7-го вида – ЗПР. Другие классы оставили общеобразовательными: куда-то же надо скидывать из лицеев всех неуспевающих? А в коррекционные классы запихать таких нельзя – медсправки нет.
Набор в классы коррекции очень странный: в одних тяжелое нарушение речи можно встретить лишь у пары учеников, зато задержка в психике цвела бурным цветом; в других, ЗПР-классах, были те, кто слова не выговаривал. Так и стали жить. Коррекционники с ЗПР больше десяти минут спокойно в классе за партой провести не могут. Вскакивают, бегают, кто постарше слушает только себя да полицейского из ближайшего отделения, который приходит по поводу сворованных велосипедов. В таком классе, где сидит пара-тройка коррекционников с ЗПР, остальные придавлены, а учебный процесс сорван. Много ты расскажешь, когда из одного угла раздаётся мат, а из другого летят плевки? Учителя вынуждены пол-урока успокаивать взбесившихся, а пол-урока – себя.
Обычный диалог в коррекционном классе:
– Где учебник? Где тетрадь? Давай дневник!
– Не трогайте меня! – и ученик отворачивается, убегает, а если реакции учителя нет, наглеет.
– Да кто ты такая?! Да кто ты такой?! – упираясь, вопит матом такой ученик, когда учитель его выгоняет из класса, чтобы хоть как-то провести урок.
А что вы хотели? Он и работу провести не даст, и из класса только вместе со стулом уйдёт.
С ними нельзя со злостью. Они любят, чтобы их, как самых малых детей, убаюкивали: «Ну, мой хороший, возьми тетрадочку, напиши здесь, и вот здесь, и вот здесь. Нарисовал закорючку, достойную Форреста Гампа? Молодец какой, давай я тебе пять-четыре поставлю!» А теперь представьте взрослого мужика, сюсюкающегося с детиной ростом почти с него...
Другие дети сидят тихо. В целом лично мне набор в коррекционные классы по конечному результату кажется просто случайным. До сих пор не могу понять, по какому принципу туда собирают детей. Рядом сидят и хулиган, орущий двадцать минут из сорока, и заторможенный тихоня, который слова сказать не может. Сидит такой ученик, улыбается, а ты пытаешься вспомнить, когда, в какой четверти ты смог слышать его голос?
А коллектив учителей работает. Учит детей! С нагрузкой в полторы ставки и со всем своим двадцатилетним стажем. Им бы спасибо сказать, однако родители своих чад, приходя на собрания, обычно говорят:
– Почему вы не заинтересовали учеников? Вы тут работаете, почему у моего сыночка, такого хорошего, семь «двоек»? Он сам виноват? Да как вы смеете?! Он же хороший!
И грусть в глазах. Если у родителей опустились руки, в чем виноваты учителя? И что они могут сделать? Всё это может показаться обычным нытьём об издержках профессии учителя, если бы не одно НО. В средней школе учатся не только свезённые с разных районов коррекционники и неуспевающие. Вместе с ними учебу проходят и обычные ученики, к несчастью, приписанные по месту жительства к нашей школе. Почему «к несчастью»? Потому что учителя вынуждены подстраиваться под коррекционников, давая меньше знаний, чем должно быть по программе. Сидит такой ученик/ученица, начитанный/ая, с хорошими познаниями по предмету на уроке и половину времени не учится, а наблюдает, как учитель силы тратит на других учеников. И хочет он учиться, и может, и оценки хорошие получает, а знаний получает мало. Раскроется ли талант такого ученика? И виновен ли он в том, что не раскрыл свой талант? Оговорюсь: как и в любой другой профессии, есть учителя высшей категории – гении, которые успешно работают в любом классе. Увы, гениев всегда меньшинство, а учить надо всех.
Школа должна прививать детям тягу к знаниям. Школа должна учить детей. Но разве справедливо, когда одни мешают учиться другим? Когда учитель не может потратить свое время на хорошего ученика, так как занят плохим? Когда знания даются усечёнными – чтобы ВСЕ в классе могли их понять. Страдают простые ученики, а виноваты, оказывается, учителя. И никому в голову не приходит простая мысль, что если школьники разные – не лучше, не хуже, а просто совершенно разные – то и учить их надо по-особому, не загоняя в гетто и не деля школы на средние и лучшие.
Если вы счастливые родители школьника, то вот мой вам совет: всегда спрашивайте своего сына или дочь, что происходит в классе во время урока. Не хороните таланты своих детей.
