Андрея Акатьева в Петрозаводске знают, прежде всего, как дизайнера. Вот, например, довольные собой фрукты на упаковках любимого многими напитка «Сила» – его работа. Или геральдика Законодательного Собрания и МВД – тоже дело рук дизайнера Акатьева. В общем, фирменные стили, дизайн и оформление интерьеров, наружная реклама. Но мало кто знает художника Акатьева, пишущего маслом удивительные портреты, пейзажи и натюрморты. Поэтому мы и поговорили именно с художником – о чувствах, полутонах, деньгах и даже «каляках-маляках».
Сам Андрей Акатьев признается, что уже достаточно повзрослел, чтобы начать заявлять о своих амбициях в живописи. Да, в свои 40 с хвостиком он называет себямолодым художником, и не только потому, что много времени ушло на зарабатывание денег – похоже, только сейчас пришло время, когда с детства рисующий человек наконец согласился сам себе озвучить свою мечту: хочу быть живописцем.
– Я рисовал всегда – сколько себя помню. В детском саду это было любимым занятием, в школе учителя сначала боролись с разрисованными мною партами, а потом смирились, выдавая в конце каждой учебной недели тряпку, которой я оттирал все нарисованное за неделю и с понедельника принимался снова рисовать на парте.
– А что рисовали?
– Часто лошадей – не знаю почему. Я с лошадьми, скажем так, не знаком – не вырос на ферме, их не было со мной рядом, я не кормил их с ладошки… Это, наверное, какая-то другая любовь – восхищение творением природы, эталоном силы и грациозности.
– А учились где?
– Конечно же, в художественной школе, потом были армия и худграф. Кстати, в армии тоже получил интересный опыт.
– Дембельские альбомы?
– Нет, я служил в секретной части на Дальнем Востоке, где даже фотографии запрещено было делать, а за альбомы очень строго наказывали. В армии я впервые разрисовывал стены, в столовой, например. Хвалили (смеется). А потом… понимаете, в советское время художники все же были востребованы: вся наглядная агитация, афиши или, если хотите, реклама делались художниками. Поработал я какое-то время на заводе «Авангард» – писал на кораблях названия, тоже, кстати, интересно. А потом все рухнуло – профессия «художник»(как и многие другие творческие профессии) как бы пропала из реестра. Пришлось учиться новому, осваивать компьютерную графику, заниматься рекламой.
– Тогда совсем забросили писать картины?
– Нет, я писал всегда, но в те времена действительно значительно меньше.
– Какие художники вам нравятся?
– Александр Шилов, например – он пишет портреты такого музейного эрмитажного плана. Очень нравится Никас Сафронов, он молодец, что сам себя продвигает, успевает писать, и следить за его творчеством интересно. В нашем городе мне импонирует позиция Егора Кукушкина, я с ним лично не знаком, но он верен своему делу и, я думаю, добьется успеха.
– А из великих ушедших?
– Крамской очень нравится. Когда попадаю в Русский музей Санкт-Петербурга, всегда иду смотреть его работы, потому что это удивительно. К сожалению, мало его работ и они «разъехались» по многим музеям, а репродукции не передают той энергетики, которая есть, когда стоишь рядом и смотришь на картину. В работах Крамского мне порой самому не понятно, как какие-то вещи написаны. А из более современных художников – Коровин, Левитан, это питерская школа, которая меня прельщает и просто завораживает.
– Вы сторонник классической старой школы?
– Да, той школы, когда полутонами передавали воздух, настроение, характер. У многих художников смотришь – вроде бы все правильно, а душу не трогает. Иногда в Петербурге смотрю работы в продаже (на Перинных рядах есть очень много галерей) – и, честно говоря, лишь одна-две заслуживают внимания как произведения искусства. Во всех остальных виден чисто коммерческий подход – быстро сделать, продать, заработать. Я понимаю художников и знаю, что для продажи они пишут много, а какие-то хорошие работы оставляют для выставок, для себя.
– А вы не делали такие штампы для продажи?
– Пока нет. Но, думаю, придется – никуда не денешься, надо кормить семью. И все же параллельно с такими работами пишутся серьезные вещи.
– Есть у вас работы, которыми вы гордитесь?
– На сегодняшний день в каждой написанной работе хочется что-то исправить – спустя время я вижу то, что мне не нравится. Мне вообще кажется, что молодой художник – это неправильно. С возрастом начинаешь совершенно по-другому видеть, и на мой взгляд, художник формируется годам к 45-50. Допустим, есть художник Славинский – очень интересный и он рано завоевал определенное признание своей подачей. Но когда все работы одного плана, от этого уже устаешь. И сейчас интерес к творчеству Славинского сходит на нет – потому что нет свежего взгляда, какой-то игры, иного подхода. А казалось, еще в 2008 году он был в фаворе. Это все же такое юношеское отношение к творчеству – сможет ли он через это перешагнуть и предложить что-то другое? Я, кстати, делал копию одной работы Славинского – заказчику понравилась, скажем так, картинка, спросил: «Можешь так?» Могу, почему нет.
– А вы все можете нарисовать?
– Думаю, что да. Иногда не получается, конечно, сразу – все же это ремесло и надо добиваться мастерства, поэтому делаешь снова и снова, в итоге все получается.
– Все обращали внимание, что картины при разном освещении «работают» по-разному. В чем секрет?
– Ой, это сложно… Ты просто это видишь и часто сам не можешь объяснить. Мы не так давно с однокурсницей Маргаритой Рогозик
расписывали стену под иконопись. Так вот по технологии необходимо было попасть в тон, и чтобы понять, правильно ли мы попали, делали свет приглушенным – если работа становилась вся серая, значит, правильно. Включишь свет – одно видение, при дневном – другое, краски по-разному играют. А когда фактурно пишешь, пастозно – рельеф играет, и это правда сложно объяснить. Почему, когда приходишь в Эрмитаж и остаешься среди работ, возникает такое чувство, что ты не один?
– А что скажете об улыбке Джоконды?
– Я не знаю, мастерство это или случайность, но это шедевр.
– А бывает так, что хорошие картины получаются случайно?
– Ну, конечно. Это сложный процесс… Бывает, начинаешь писать – и все, ушел в картину, и такое ощущение, что водит кто-то твоей рукой. А бывает, что настроился и вроде пишешь, но часов через пять-шесть видишь, что выходит абракадабра, ляпанье какое-то, и вот тут лучше закончить – завтра подойдешь и то же самое за полчаса сделаешь. Почему так получается – не знаю.
– То есть вы можете писать одну картину несколько часов подряд?
– Да, если в ажиотаже, то времени не замечаешь. Рассказывали же о Карле Брюллове, которого, когда он писал свою картину «Последний день Помпеи», чуть ли не выносили от работы. Слышал, что художники до обмороков писали, но это уже перебор, на мой взгляд.
– Живопись – дорогое удовольствие?
– Я однажды приехал в Санкт-Петербург и в офисе владельца галереи, где выставляются мои работы, увидел овальный подрамник, сделанный в классическом стиле, с соблюдением всех технологий. Конечно, поинтересовался стоимостью. 10 тысяч рублей. И это только подрамник – без холста, без рамы, без стоимости красок и работы. Можно лишь предполагать, какой будет цена картины. Конечно, правильная, качественная живопись – недешевое удовольствие. Одно дело – картинки, написанные дешевыми красками и упакованные в пластиковые рамки, и совсем другое – живопись хорошими красками на качественном холсте, оформленная в раму, которая сама по себе чуть ли не произведение искусства. Поэтому надо понимать, что за полторы тысячи вы не купите хорошую работу – только ширпотреб.
– Знаю, что вы работали в Германии – как там оказались?
– Тогда в рамках работы Общества дружбы проходили обмены специалистами. Я попал в семью, где хозяин, узнав, что я занимаюсь компьютерной графикой, предложил поработать у его знакомого, чья компания выпускала газеты. Так я больше года проработал в Германии.
– И чему вас научила Германия?
– Работать. Знаете, поначалу было очень даже тяжело – они ж как белки заведенные, все строго по минутам. Система работы здесь более свободная, а там друг за другом наблюдают. Я сначала был приятно удивлен тем фактом, что к тебе постоянно подходят и спрашивают: «Как дела?» – надо же, как заботятся, думалось мне. Потом только узнал, что так они проверяют, насколько ты сконцентрирован на работе. Мне повезло – я работал, по меркам Германии, в довольно демократичном коллективе, а то нередко там, как в армии: построения, раздача «приказов»-указаний, кто, что и как делает. Менталитет другой и отношение другое и к работе, и к специалистам. В Германии, чтобы стать дизайнером и получить работу, надо не только выучиться и иметь диплом, а пройти довольно серьезный экзамен при устройстве на работу. Это у нас каждый хоть чуть-чуть смыслящий в компьютерной графике – уже сам себе дизайнер…
– А с немецкими художниками удалось познакомиться?
– Конечно. И это тоже был интересный опыт – школа и отношение к творчеству другие. В Германии осталось несколько моих картин – что-то продавал, но в основном дарил. Но, если честно, наша школа живописи лучше и сильнее, на мой взгляд.
– Известно, что если ребенок занимается музыкой, то он лучше развивается – мелкая моторика, гармоничные многозвучия, математическое строение музыки стимулируют работу головного мозга. С занятиями рисованием дела обстоят так же?
– Безусловно! Рисующие дети совершенно по-другому смотрят на мир, в их восприятии мира появляются гармония, чувство правильной конструкции пространства, они учатся видеть полутона, настроение и движение в цвете, так же, как и музыканты – в звуке. Рисование, как и музыка, учит чувствовать мир, включать какие-то нестандартные точки восприятия. Кстати, нередко художники говорят, что музыка помогает писать – соглашусь на все 100 процентов.
– И какая же музыка помогает?
– Мне – классика. Когда включаю рок – даже мазки становятся резкими, все по-другому начинаешь делать.
– Человека, который не умеет петь, можно научить попадать в ноты – это, в общем-то, тренировка. Можно ли бездарного человека научить рисовать?
– Вы знаете, наверное, можно научить копировать… Но даже за большие деньги невозможно научить рисовать. Однако за те же деньги можно разрекламировать. Ведь что такое абстракции и прочие подходы? Вот, например, новое направление «наив» – с подачей, как будто детский рисунок: его раскрутили как новое дыхание, жуть какую модную штуку, а, по сути, человек просто не умеет рисовать. Хорошие, мудрые мастера говорили, что настоящий художник должен уметь писать человека и лошадь. И если он доказал всем свое мастерство в классической живописи, то может писать абстракции и баловаться всякой ерундой. А когда раскручивают молодых художников, которые не показали ни одной работы, где было бы видно, как они все-таки пишут – только «каляки-маляки», – это просто чья-то игра. Не знаю… это сложно, и каждый выбирает свой путь, но то, что большая часть абстракционизма создана искусственно – в этом я согласен со многими художниками.
