– Да какой это праздник… – ошарашила меня участница Великой Отечественной войны Вера Николаевна Юровская, когда я заговорила с ней по телефону о 70-летии Победы. – Для меня праздник был в Берлине. А сейчас ничего хорошего для меня нету.
Что имела в виду Вера Николаевна, я в полной мере поняла уже через два часа, когда лезла по шаткой приставной лестнице в окно ее неблагоустроенного дома. По состоянию здоровья сама она не может сейчас даже открыть входную дверь: потому что нужно преодолеть лестницу. И все, кто приходит к ней в гости, вынуждены сначала добывать ключ через форточку, а после визита тем же путем возвращать его обратно.
Озираюсь по сторонам и понимаю: праздничного настроения у ветерана нет и не будет. Неоткуда ему взяться. Покосившийся дом, печка, привозная вода, деревянный туалет с дыркой в полу и никакой возможности помыться или постирать.
Вере Николаевне 94 года. Родилась она в Ленинградской области. Оттуда в 20 лет и попала на войну.
– Я от Тулы до Берлина прошла пешком, – вспоминает Вера Николаевна. – Я была рядовым солдатом. У меня была винтовка. Пользоваться ею еще в школе научили – в 10-м классе: видно, готовились к войне.
Контузию Вера Николаевна получила в Польше, во время прорыва обороны.
– Мы ехали на машине. А когда началась бомбежка, меня выбросило из автомобиля: я летела вверх ногами на асфальт, – вспоминает ветеран. – Но меня не бросили. Подобрали и отвезли в медсанчасть. Десять дней я была без сознания.
Подорванное на войне здоровье Вера Николаевна восстановить уже не смогла.
– А как восстановишься? Там же не было никаких условий, – говорит женщина. – Это полевая жизнь. Я не знала никогда, что такое спать на постели. На снегу ребята в палатки завернут и кинут. Я первый раз за три года увидела кровать, когда пришли в Берлин. Немцы убежали, а квартиры у них закрыты не были. Вот мы и селились в эти квартиры. Кровати у них были даже застелены чистым бельем. Я на них не обижаюсь. Не они – не обычные жители делали войну, а Гитлер. В самом Берлине у нас погибло очень много ребят. Там они и похоронены. Так для них там такое кладбище сделано. У нас тут просто кости закопаны, а у них каждому могила и каждому памятник поставлен.
Тяжело
Вернувшись после войны домой, Вера Юровская обнаружила, что жить ее семье больше негде: все сожжено.
– На месте домов были траншеи и бурьян, – вспоминает ветеран. – Жили в немецком доте. Ни переодеться, ни помыться.
И Вера Николаевна уехала в Петрозаводск – к двоюродным братьям.
– Два года я скиталась по чужим углам, – говорит женщина. – То одна коллега по работе позовет ночевать, то другая. А когда у меня обнаружили туберкулез легких, мне дали комнатушку (12 квадратных метров) в засыпном бараке.
В этой комнатушке она жила сначала одна, потом с мужем, а потом еще с двумя детьми и приехавшей с Ленинградской области мамой. Когда совсем стало невыносимо, решились на строительство дома. В этом доме вот уже более 50 лет Вера Юровская и живет.
– Мы его голодные строили, – вспоминает Вера Николаевна. – Деньги получали небольшие, а строить нужно было. Когда построили, даже занавески не на что было купить. Денег не было, одни долги. И их нужно было платить. Вот муж 10 лет прожил и умер: вся тяжесть-то легла на него.
Муж Веры Николаевны умер 45 лет назад. Замуж она больше не вышла: посвятила жизнь внукам.
– У меня два внука и оба – инвалиды детства. Кому они кроме меня нужны? Какому мужику это надо? Поэтому о личном счастье и не мечтала. И жизнь у меня была очень трудная. Но я никогда ничего не просила у государства.
А само оно как-то не сподобилось.
Вера Николаевна – не просто участник Великой Отечественной войны. Она – солдат той самой 150-й дивизии, которая в мае 1945 года водрузила флаг над зданием Рейхстага в Берлине.
– В Карелии я одна с той дивизии, – говорит Вера Николаевна, показывая увешанный медалями пиджак.
– Тяжело они вам достались, – говорю.
– Тяжело, – соглашается ветеран и замечает с обидой, что ни один чиновник к ней ни разу не пришел, чтобы хотя бы просто поговорить.
– Когда готовились к празднованию 65-летия Победы, мне позвонили и сказали: «Вера Николаевна, готовьтесь, поедете в Москву». Я сказала, что поеду с дочкой. Так они потом мне даже не перезвонили, чтобы извиниться, когда передумали меня отправлять, – вспоминает женщина. – Сказали, что перезвонят, но так и не перезвонили. Тогда-то у меня здоровье и ухудшилось. Я расстроилась сильно. Думаю: «Господи, да не нужно мне этого ничего. Но почему такое отношение?»
«Не хочу больше. Не выдержу»
– Я пришла с фронта с контузией головы, с туберкулезом легких, со сколиозом позвоночника, потому что на фронте таскала раненых мужиков. И, конечно, от бомбежки и взрывов снарядов почти глухая, – рассказывает хозяйка дома. – У меня первая группа инвалидности с обслуживанием, но я никому не нужна.
– Ну как же, – говорю. – Вот и дрова дома лежат, и бидоны с водой стоят. Кто-то, значит, приходит.
– Дочь помогает, – говорит Вера Николаевна. – Но она тоже инвалид. Кого еще могла родить больная мать? Сын у меня давно умер.
В процессе разговора выясняется, что бывают гости и помимо дочери. Есть в жизни Веры Николаевны и те, кто если и не приходит постоянно, то обязательно звонит – переживают за ветерана. «Никому не нужна» – это Вера Николаевна о государстве, о чиновниках, которые с экранов телевизоров и на правительственных заседаниях поют ветеранам дифирамбы.
– До 90 лет я еще все сама делала, а потом стало сложно, – говорит Вера Николаевна. – Я писала и Путину, и в Общественную приемную. Никакого звука в ответ. Три раза моя председатель Совета ветеранов ходила к Худилайнену. Бесполезно. Он якобы сказал: «Пусть она идет в инвалидный дом». А чего я туда пойду? Там представляете, какая жизнь? Это же та же самая больница. А я лежала в больницах. Столько грубости я там наслушалась. Не хочу больше. Не выдержу.
– А вы приходите еще, если будет желание. Чаю попьем, – разговорившись, немного оживилась хозяйка дома.
Я улыбаюсь, а в глазах – слезы. Не понимаю, как в таком состоянии можно наклонить бидон, чтобы набрать из него воды в чайник. Не понимаю, как потом посуду помыть. Не понимаю, почему кому-то из ветеранов войны государство помогло, а про кого-то забыло.
Нет у нас власти
– Последние семь десятков лет я не жила, а горевала, – говорит Вера Николаевна. – Не знаю, за что меня Бог так держал. Живу и ни на что уже не надеюсь. Прожила день – и слава Богу. Нет у нас власти. Они все забрали, все украли. Все наши завоевания. А что нам осталось? Ничего! Хоть бы один пришел, посмотрел, как живет ветеран? Ведь Путин сказал им обойти всех ветеранов. А мне теперь говорят: «Где приказ его?» Мол, это у Путина эмоции были. А приказа нет. Для того чтобы благоустроить меня, им специальный приказ от Путина нужен.
Недавно Вера Николаевна была на концерте-презентации диска с песнями о войне заместителя министра РК по делам молодежи, физической культуре и спорту Евгения Шорохова. Евгений Акимович, наверное, единственный чиновник, при воспоминании о котором ветеран улыбается.
– Меня на этот концерт на руках принесли, – говорит Вера Николаевна. – Столько цветов надарили. Когда Шорохов со сцены объявил, что вот она – женщина, которая была на фронте, все люди встали и стоя мне аплодировали. А государство в меня плюет!
На концерте рядом с Верой Ивановной сидел председатель Совета ветеранов Карелии Николай Черненко.
– Он меня прекрасно знает, сына моего знал, а здесь сидел, Ширшину хаял: нашел слова, а у меня даже о здоровье не спросил, – говорит Вера Ивановна. – Так от кого ждать милости? Противно все это. Я всю жизнь всем помогала. Никогда ничего не жалела. И на фронте у нас было такое правило: помоги друг другу. Поэтому и войну мы выиграли. Если бы были как сейчас – обособленные, никакой войны бы мы не выиграли. Мы бы друг друга поубивали. Обида гложет, что государству я не нужна. Немцы к нам лучше относятся.
– Вера Ивановна, миленькая… – я пытаюсь подобрать слова, чтобы хоть как-то ее утешить.
– Я стихи пишу и песни, – спасает ситуацию хозяйка дома. – Сейчас спою.
И она запела. Грустно и хорошо:
…Одиночество так сиротливо,
Не решен наш квартирный уют,
Господа решают вопросы,
Их прошу в наш вопрос заглянуть.
Доживаем сегодня, как можем,
Бог поможет нам дни коротать.
Обещаний нам дарят так много,
Сам решай, как тебе доживать.
