Безусловно, усыновление ребенка – прекрасный поступок, решающий проблему одиночества сразу двух сторон. Однако если свое родное чадо люди способны воспринимать таким, какое оно есть, что в этом случае будет с приемным? И не пересилит ли плохая наследственность успехи самого лучшего и правильного воспитания? Подобным опытом поделилась Вероника, жительница одного из карельских городов. Читаем ее откровенный рассказ.
Мне исполнилось тридцать пять, когда мы с мужем поняли, что у нас не будет детей. У меня случилось две внематочные беременности, потому никакой надежды не осталось. Суррогатное материнство тогда не практиковалось, да если б оно и существовало, едва ли мы смогли бы позволить себе такую роскошь.
Время шло, а я все не успокаивалась: оглядывалась вслед каждой коляске и завидовала подругам и коллегам, у которых подрастали дети. Почему я не смирилась, не знаю: ведь были и увлечения, и любимая работа. Ощущение пустоты и бессмысленности жизни не отпускало. И я видела, что мужа мучают те же проблемы.
Мой супруг первым заговорил об усыновлении: я никогда не решилась бы на такой шаг, если б не он. Мы долго обсуждали, стоит или нет это делать, способны ли мы полюбить неродного ребенка, какие трудности могут нас поджидать. Решили, что надо брать совсем маленького, растить его с самого начала, чтобы воспитание в казенном учреждении не успело сказаться на его психике и дабы у него не возникло сомнений в том, что мы его настоящие родители.
Оказалось, все не так просто: почти каждая семья, желающая усыновить ребенка, мечтала именно о младенце. Не знаю, как сейчас, а тогда их зачастую забирали прямо из родильного дома. Немалую роль в этом деле играл персонал: они подбирали здоровых детей, рожденных не алкоголичками, а просто женщинами, попавшими в трудную ситуацию. Хотя у меня всегда было предубеждение против моральных качеств тех, кто способен отказаться от своего потомства.
Одни готовы пожертвовать чем угодно, лишь бы появилась возможность родить, а другие рожают и бросают! Оставленных в роддоме детей было много. Но, оказалось, есть странный закон: можно отказаться от ребенка не навсегда, а… на время! В этом случае его отправляют в Дом малютки, и по истечении трех лет мать решает, подписать или нет окончательный отказ. На мой взгляд, такой закон лишает многих малышей возможности обрести семью. В большинстве случаев эти мамаши не забирают детей, а тех ребятишек, кто постарше, усыновляют менее охотно, чем новорожденных.
Мы почти потеряли надежду, когда нам вдруг позвонила заведующая родильным отделением, с которой мы наладили контакт, и сказала: «Есть ребенок, мальчик, полный отказник. Без малейших патологий, молодая мать, легкие роды. На его усыновление никто не претендует». Я обрадовалась, но тут заведующая заметила: «Есть одно «но»: его родила цыганка». Я нормально отношусь ко всем национальностям, и все же… это было как-то неожиданно! Сказала мужу, и мы вновь принялись обсуждать, что делать. В конце концов решили взглянуть на малыша.
Мальчик нам понравился: здоровенький, хорошенький, вроде не скажешь, что цыган, хотя и темненький. А я хотя и русская, но черноволосая и кареглазая, то есть он как бы мог быть похож на меня. Наверное, это и сыграло роль в нашем решении. Мы с мужем собрали необходимые документы и оформили усыновление. В карте ребенка было другое имя, но мы назвали мальчика Никитой. А фамилия у нас финская, так что это тоже должно было помочь «замести следы».
Мы приняли все необходимые меры: переехали из одного карельского города в другой, и после декрета я вышла на новую работу. Благо, и у меня, и у моего мужа такие профессии, что трудоустройство не составляет проблем. О том, что у нас приемный ребенок, знали близкие родственники и друзья, но мы были уверены в том, что они не выдадут нашей тайны.
В первый год своей жизни Никита не доставлял нам особых хлопот. Если он начинал капризничать и плакать, его было легко отвлечь, он хорошо кушал, ничем не болел. Первые трудности начались, когда он начал ходить. Лез куда угодно, брал что попало! Но так делают многие дети. На прогулке мог направиться в любую сторону, не оглядываясь, не реагируя на оклики. Но подобное поведение тоже характерно для некоторых малышей.
А потом Никита пошел в детский сад, и вот тут мы получили немало «сюрпризов». Наш сын отнимал у детей любые понравившиеся ему игрушки, по любому поводу лез в драку, изощренно хитрил и запросто врал взрослым, глядя в глаза. Лазил в сумки воспитателей!
И я, и муж были в шоке: мы же старались воспитать Никиту совсем не таким! Мы любили этого мальчика и считали своим сыном, потому что он был с нами с первых дней своей жизни. Я уделяла нашему ребенку очень много внимания и при этом не баловала. Наказания, особенно физические, на него совершенно не действовали, становилось только хуже, потому дело ограничивалось объяснениями и внушениями. Упрямцем Никита, конечно, был редкостным: если он не хотел чего-то делать, то не делал – и все. Зато хулиганил, как мог: отключал и включал технику, запрятывал вещи, пробегая по лестнице на улицу, стучал в чужие двери.
Однажды, обсуждая все эти проблемы с подругой, я в отчаянии задала вопрос: «Что мы сделали или делаем не так?!» И она ответила: «Ничего. Это гены. Вероятно, его родители были неблагополучными людьми. А наследственность не побороть никаким воспитанием. Я слышала о девочке, удочеренной и воспитанной очень интеллигентной парой. Однако ее мать была пьющей и гулящей, и девочка тоже стала такой».
От цыганок я бежала со всех ног – мне постоянно казалось, что кто-то из них, увидев нас с сыном, скажет: «Откуда у тебя ребенок нашей крови?» К счастью, ничего подобного не случилось. Я также не помню, чтобы Никита проявлял какой-либо интерес к этому народу и к чему-то, что мы традиционно связываем с цыганами. Не увлекался ни лошадьми, ни яркой одеждой, ни игрой на музыкальных инструментах, хотя у него был очень хороший слух и голос. Втайне и от Никиты, и даже от мужа я перечитала и пересмотрела все, что нашла о цыганах, думая, что это мне как-то поможет. Не помогло.
В школе сын плохо учился, общался с мальчишками из неблагополучных семей (со всеми вытекающими отсюда последствиями), никого не боялся, даже старшеклассников, дерзил учителям. Ладно, хоть больше не воровал! Никита обладал прекрасной памятью, способностью схватывать все на лету, но он ленился. Учиться ему было неинтересно, а общественную работу он и вовсе презирал. В результате в седьмом классе сын вообще оказался посещать занятия. Мог куда-то пропасть на два-три дня: мы не находили себе места!
Не возымели действия ни наши с ним беседы, ни визиты людей из органов образования и даже милиции. Зато нам с мужем хорошо попадало за «воспитание» сына! Потом мы кое-как уговорили Никиту окончить вечернюю школу, да и то, подозреваю, ему просто выдали аттестат, лишь бы только отвязаться.
Не могу не отметить один положительный момент: нам с отцом сын никогда не грубил. Со мной так бывал даже очень ласков. Он вообще обладал артистизмом, умел находить подход к людям. После наших разговоров о его поведении, о будущем почти всегда говорил, что постарается измениться, но обещаний не выполнял. Иногда создавалось впечатление, что он просто не в силах справиться с собой.
Когда Никиту призвали в армию, муж сказал: «Наш мальчик и дисциплина – вещи несовместимые. Или сбежит, или кого-то убьет, или его убьют». Нам повезло: ничего подобного не случилось, хотя конфликты, безусловно, были. Так в одном из писем сына я прочитала фразу: «Я им показал дедовщину! Еще чего не хватало!» Время, когда Никита служил, было и тревожным и вместе с тем… самым спокойным с тех пор, как в нашей семье появился ребенок! Мы поняли, как сильно устали от его непредсказуемых поступков, от замечаний окружающих, сколько проявили терпения и как много испытали разочарований.
Однажды муж спросил: «У тебя не возникало желания вернуть Никиту обратно?» Я с удивлением ответила, что нет, никогда. Он вздохнул и признался: «А у меня было». К счастью, после того, как сын демобилизовался, все более-менее устроилось. Он окончил техникум, связанный с транспортом, нашел работу. Прежние приятели куда-то исчезли, появились новые, с другими интересами и привычками. Никита одумался и остепенился. Он встречается с хорошей девушкой, и все чаще речь заходит о свадьбе.
