(Повод для небольшого рассказа)
Все началось с того, что во Франции меня покусали клопы. Единственного из группы. Ни у кого клопов не было, все благополучно получали удовольствие от импрессионистов, от Моны Леонардовны Лизы, от собора ихней богаматери, шлялись по Елисейским полям, плевали с Эйфелевой башни, и только у меня главным впечатлением от Парижа оказались клопы.
Они не спеша брели по моей подушке. Двое. Толстый и толстый. Судя по величине и неторопливости, они только что поели. Причем меня. Блин! Я не видел их более 30 лет. Я начал забывать, как они выглядят, на Земле родились поколения людей, которые вообще никогда не встречали этих тварей. И вот мне нужно было приехать в столицу вкуса и шарма, чтобы разделить с ними ночлег. Хреновы вампиры! Я-то думал, что они все вымерли как мамонты или саблезубые зайцы, а они, оказывается, тупо дрыхли, словно какой-нибудь Дракула, и вот же, здрасьте пожалуйста, проснулись.
Я не веган, не зеленый и не князь Мышкин – я убил их обоих. Я раздавил клопов, как клопов, и наволочка моя обагрилась моею же кровью. Я перевернул подушку и обнаружил на ее другой стороне еще четырех мерзавцев. Надо отдать им должное, они мужественно встретили свою смерть. Я же хоть и одержал победу, но чувствовал себя совершенно растерянным. Ведь их вполне могло быть в этом номере еще несколько тысяч. В матрасе, на потолке, под полом, за картиной – всюду. Оставаться здесь было небезопасно, я сорвал наволочку и, размахивая ею, словно окровавленным знаменем, бросился к портье.
Портье был скор и точен в движениях. Он не удивлялся и не извинялся. Просто принял наволочку, как судьбу, засунул ее в пакет, сверху наклеил бумажку с номером нашей с клопами комнаты, а меня как пострадавшего переселил в номер для инвалидов. Если в стандартных номерах туалет по величине напоминал футляр для контрабаса и вызывал острые приступы клаустрофобии, то в инвалидской уборной вполне можно было выгуливать небольшую собачку. Так что в некотором роде я еще оказался в выигрыше. В общем, все началось с клопов. А затем пришел черед сыра.
Я честно не знал, что на Руси столь любим и популярен французский сыр. В последний день вся наша группа рванула в гастрономы за чеддерами, рокфорами, камамберами и прочей плесенью. Себе, коллегам, любовникам, родственникам – люди набирали по пять, шесть, десять упаковок и любовно упаковывали их в багаж. «Мы же во Франции, – говорили они. – Нас просто не поймут, если мы не привезем отсюда вина и сыра». И в довесок к запрещенному царем продукту они закупали по несколько бутылок вина. Я держался до последнего. Бутылки много весят, и мне мучительно таскать их на себе. А сыр… Ну, если только чуть-чуть. В принципе, он мне не сильно нужен. Тем более я в этих изысках ничего не понимаю. Но раз все берут… Может быть, кому-нибудь в подарок… Я выбрал какую-то упаковку камамбера. Такую, знаете, в деревянной коробочке с торчащей из-под нее клетчатой тряпочкой. Симпатичную такую. Самое то для подарка. Господи, зачем я это сделал?
Вонять эта дрянь начала сразу. Мой инвалидский номер за минуту наполнился удушливым ароматом потных носков. Казалось, что злобный скунс проник ко мне в опочивальню и отомстил мне за какую-то старую обиду. Даже когда я, обдуваемый ветрами, шел носом вперед, а этот гребаный камамбер тихо прел в рюкзаке у меня за спиной, и то я с трудом терпел его присутствие в своей жизни. Вонь разливалась густою волной вокруг меня, и, думаю, угадывая источник этой вони, прохожие не проникались ко мне симпатией. Однако же вся остальная группа не паниковала.
– Да, он попахивает, – говорили русские женщины. – Но он же настоящий французский.
И одна эта мысль как-то волшебно превращала в их сознании страшную вонь в легкий приятный запашок.
Из Франции мы перелетели в Москву, и дальше группа, попахивая сырами, расползалась по стране. Хорошо было тем, кто летел дальше на самолетах. Во-первых, быстро, а во-вторых, камамберы отлеживались в багаже вдалеке от человечьих носов. Хуже было тем, кто уезжал на поездах. Я допускал, что кого-нибудь из них восставшие попутчики могут выкинуть под откос. Одна из наших сыролюбок сообщала мне, что у них в купе ехали три девушки и один мужчина. Благодаря чему все приняли запах ее сыра за запах его ног. И это понятно. Принцессы не воняют. Я же должен был уезжать на следующий день, и закосить под принцессу мне было невозможно. С ужасом ждал я того момента, когда мой камамбер окажется запертым в тесном пространстве маленького купе и задавит своими благовониями все живое.
Остановился же в Москве я у своего друга Василия. Сам Василий как раз в это время уехал в Петрозаводск, и меня оставил полноправным хозяином его квартиры. Войдя, я первым делом запихал распоясавшуюся еду в холодильник и крепко закрыл за ней дверь. «Вот же какая подлая штука, – думал я, – в магазине эти гады не пахнут. Видимо, холод вымораживает запахи. Но, попадая в тепло, сыры-вонючки распускаются, словно бутоны. Что же делать? Быть может, холодильник есть у проводников? Или надо мной сжалятся буфетчики вагона-ресторана? Я упаду пред ними на колени с сыром в руках и скажу, что не исчезну, пока они не заморозят его». Так размышлял я, уходя на очередного «Бонда». Я смотрел, как Крейг борется с мировым злом, но мысли мои были далеко – камамбер прочно завладел ими и не отпускал. И вот, вернувшись домой, я с удивлением обнаружил, что сыра в холодильнике не было.
Вся квартира была убрана и сияла восхитительной белизной. Вещи были сложены в стопочки, посуда блестела и холодильник был чист. Чист до основания. Я вспомнил, что к Васе должна была прийти уборщица Людмила. Я позвонил Василию, он дал мне ее телефон. Я позвонил Людмиле и услышал прелестный украинский говор.
– Ой, – говорила Людмила, – шо же дееелать? Я думала, он испоортился. Захлянула в холодильник, а там такая воонь, шо дышаать нельзя. Ну, я его и выкинула. Шо же делать? Мне даже немножечко неудобно».
Уборщица Людмила выкинула камамбер в деревянной упаковочке с тряпочкой. Отправила на помойку изысканнейший французский деликатес. Уничтожила, так сказать, санкционочку и тем самым спасла моих будущих соседей по купе от ночного кошмара. Нет сыра – нет проблемы…
Впрочем, для человека, покусанного клопами, это, наверное, совершенно закономерный финал.
