Видимо, следует написать о гибели поляков под Смоленском. О падении самолета, в котором находилась почти вся верхушка польской власти. Главное событие недели все-таки. Жуткая, конечно, история. Хотя, как мне кажется, не более жуткая, чем падение любого самолета с людьми. Чем взрывы в метро или пожар в ночном клубе. В общем, жалко людей, а ажиотаж вокруг их служебного положения – штука какая-то... лукавая, что ли. Какая разница, разбился водитель автобуса или президент страны? Балерина или министр обороны? По-любому дети остались без родителей, жены потеряли мужей – плохо это. Но по поводу президентов и министров публика будет смаковать куда больше: слыхали, мол, всю верхушку страны… одним ударом… как там они теперь, без верхушки-то? Чудный повод для разговоров. И газетам весело, и гражданам дня на три есть о чем посудачить в парикмахерских.
Но в данном случае есть у этой беды еще какая-то мистическая подоплека. Она-то больше всего и завораживает наши суеверные души. Чертово проклятье, продолжающее преследовать поляков спустя семьдесят лет. Называется оно КАТЫНЬ. В 1940 году под этой деревней были расстреляны порядка двадцати тысяч польских пленных офицеров. В Польше к этому относятся как к самой большой национальной трагедии. Причем поляки всю дорогу знали, что расправу эту над ними учинила добрая и гуманная советская власть. У нас же на эту тему предпочитали или вовсе молчать, или списывать все на гадов фашистов. В школах, во всяком случае, Катынь не проходили. Типа, зачем травмировать неокрепшие детские умы сомнениями в нашей непогрешимости? Только в 90-е Ельцин публично извинился перед поляками и Россия признала былую вину Советского Союза. А год назад в ПетрГУ показали кино знаменитого польского режиссера Вайды на эту самую тему.
Про то, как наши НКВДисты стреляли каждому поляку в голову, а польские жены все ждали и ждали назад своих мужей, не желая верить в их гибель. Тех же, кто знал о происшедшем, заставляли молчать. Ибо Польша была частью нашего родного социалистического лагеря. А лагерю, как известно, палец в рот не клади. Грустное, в общем, кино. После него было устроено обсуждение, на котором присутствовали два коммуниста. Они выходили к микрофону и объясняли, что Вайда – обычная жертва геббельсовско-ельцинской пропаганды. Ибо не могла советская власть убивать безоружных людей. Такое могли делать только немцы. Видимо, потому, что немцы бывают бездушными и злыми, а мы не бываем. Мы по определению народ-добряк, народ-труженик, мы народ-гуманист, который если и обидит муху, то только цеце. Только злую и назойливую. Муху-агрессора. Печенега, монгола да половца можем обидеть мы. Наполеона и Гитлера. Всякого, кто с мечом к нам придет, а больше никого. И, видимо, не было никакого ГУЛАГА, и Беломорканал строили добровольцы-комсомольцы-стройотрядовцы, а всякие Солженицыны, Шаламовы и Гинзбурги чего-то напутали. Интересный все-таки они народ – коммунисты. По-своему очень верующий и местами даже святой. Они готовы смотреть на пожар и верить, что ничего не горит. Слушать страшные рассказы очевидцев и верить, что их подослал Геббельс. У них могут расстрелять отца родного, а они будут верить, что Сталин – это эффективный менеджер. Впрочем, я ж не об этом.
Я о падении польского самолета под Смоленском. Летели в Катынь. Почтить память и помянуть погибших… Дикая, в общем, история. Хотя взрывы в метро и бомбы под рельсами ничуть не лучше.
