В преддверии 90-летия Карелии в Пенсионном фонде Карелии решили подсчитать, сколько у нас жителей – ровесников республики. Оказалось, 364 человека в разных уголках Карелии тоже в этом году отметят свой девяностолетний юбилей. При этом 26 человек отпразднуют день рождения в июне, как и наша республика. К сожалению, найти тех, кто бы родился 8 июня, в один день с республикой, Пенсионному фонду не удалось. А вот с некоторыми июньскими юбилярами "Карельская Губернiя" решила познакомиться поближе.
Второе рождение
– Даже не чувствую, что мне 1 июня уже 90 лет стукнет, – признается Ирина Медведева. – Помню, когда мне еще 85 было, моя врач советовала: мол, говори всем, что 75. Выглядела я всегда хорошо, но лет своих при этом не скрывала. Все, что есть, – все мое!
Коренная карелка, родилась под Олонцом. Образование Ирина Ивановна получала на финском языке, поэтому она до сих пор говорит по-русски с легким акцентом, а вот по-фински и по-карельски чисто.
– Во времена моего детства так было принято, – объясняет женщина. – Детям карелов запрещали в школе учиться на русском языке. Но мне в школе все предметы давались легко. С финским языком я дружила, хотя в Финляндии ни разу не была. Не хотела я туда ездить. Не люблю финнов, потому что мы воевали с ними.
Ирина Медведева шесть месяцев провела на фронте, защищала шоссейную дорогу от деревни Крошнозеро до Маньги.
– Финны нас убивали, мы их убивали, война есть война, – вздыхает Ирина Ивановна. – Помню, тогда со мной юноша все время рядом ходил. Как-то он прибегает и кричит: мол, там финны на озеро пошли купаться. Я ему велела тащить автомат. У нас мало кто любил это оружие, а у меня хорошо получалось. И вот я как начала по финнам стрелять… За ними сразу машина приехала и их стали туда грузить, непонятно, кого убили, кого – ранили. Сразу после этого в небе самолеты появились и началась бомбежка. У нас траншеи были вырыты неглубокие, в них толком-то и не спрятаться. Я уже думала, что все, конец пришел. Но вдруг мне на спину прыгнул мальчишка из нашего отряда и своим телом меня прикрыл. Он погиб, а я тогда пережила второе рождение…
Ирину Медведеву хотел взять к себе в переводчицы сам Юрий Андропов. Женщина вспоминает: перед тем как явиться к нему в штаб, она решила искупаться. Неудобно же на новую работу в грязной одежде приходить и в кирзовых сапогах, полных песка. Когда она вышла на берег озера, ее кто-то хлопнул по плечу. Оказалось, полковник. Он-то и велел Ирине Медведевой сдать винтовку, получить наган и отправляться сопровождать баржу с эвакуированными, идущую через Белое море. Отказаться она не могла – раз военнообязанная, значит, должна подчиняться старшим по званию.
– Эту баржу я вспоминаю до сих пор, – говорит Ирина Ивановна. – Судно было бывшее рыболовецкое, списанное. А мне-то только 21 год тогда шел, девчонка еще совсем была. Не понимала, чем это может обернуться. Погрузили мы туда 297 человек. А прямо посередине Белого моря стали тонуть. Баржа водой наполнилась, помощи ждать неоткуда! Я половину комсомольского билета в море бросила. Думаю, мы ведь все здесь безбожники… Я и сама бога тогда не понимала. Потом я решила: буду в моториста стрелять, чтобы он судно остановил. Попала ему в шапку, боялась, что убила. Но все обошлось. Мы свернули на какой-то крохотный островок, всех туда эвакуировали. Я отправилась искать новую баржу, добралась до архангельских берегов. А там мне никто не дает баржу, хотя у них две было. Мужик какой-то отправил меня в село, за разрешением на баржу. Да ведь пока я туда-сюда ходить буду, люди у меня утонут на острове. Достала я наган, пригрозила. Он все равно отказывается. Я прицелилась и выстрелила. Убила его. А что мне еще оставалось делать? У меня 297 человек погибают, а он всего один. Баржу я получила. Тогда я людей спасла, а потом их все равно умирать отправили. В Архангельской области, куда нас эвакуировали, холода лютые настали, многие от голода гибли…
Секрет долголетия
Ирина Медведева оказалась в селе Бесстужево Архангельского района. До войны она успела окончить финансовый техникум, поэтому ей предложили работу старшего бухгалтера. Когда начинались квартальные отчеты, она пешком ходила за 80 километров по тайге в районный центр. За четыре года так наловчилась, что почти не чувствовала расстояния.
Муж Ирины Медведевой был партийным работником, а им долго на одном месте задерживаться было не положено. Каждые два года переезжали, Ирина Ивановна сидела с детьми. О прошлых временах женщина до сих пор вспоминает с ностальгией.
– Интересно все было, – объясняет она. – Я больше всего учиться любила. И еще петь, даже на большой сцене выступала. А отец мой очень хорошо на кантеле умел играть, его на все праздники приглашали.
И сейчас Ирина Медведева держится молодцом. Готовит и убирает сама. Ее ведь отец еще приучил к тому, что девушка все должна уметь: и шить, и вязать, и пироги печь.
Секрет долголетия у Ирины Ивановны простой: нужно всегда улыбаться и быть доброй к людям. А говорить о них плохо нельзя. Ей еще отец так велел себя вести, и всю жизнь она соблюдает эти правила.
Раскулаченная семья
Мария Мигоренко свой юбилей отметит 15 июня. В Карелию она попала из Орловской области, приехала к нам в республику вместе с семьей. Мария Ивановна вспоминает: их в начале тридцатых годов раскулачили, хотя зажиточной их семью назвать было сложно. Так, были лошадь да поросята с коровой.
– Председатель колхоза к нам как-то пришел и стал требовать отдать ему сани, в которые лошадь можно было запрягать, – говорит Мария Мигоренко. – А мама у меня была крутого нрава, за словом в карман не лезла. Она его выгнала. Через пару дней нас и сослали. Мы долго скитались по России. С голоду чуть не умерли, опухли все. Теперь я думаю, что это председатель нам так за санки отомстил.
Школу Мария Ивановна закончить не успела, дошла только до пятого класса. Но она особо и не жалеет. В детстве ей учиться не хотелось. Вот сейчас бы поучилась, но уже поздно.
Когда началась война, Мария Мигоренко почти в первый же день ушла добровольцем на фронт. Ее сразу же отправили на Дальний Восток, в Уссурийск. Туда они на поезде добирались целый месяц. Всю войну Мария Ивановна проработала в прачечной, стирала белье для армии. Работа начиналась в семь утра, а домой Мария Мигоренко приходила не раньше девяти вечера.
– У нас был большой чан, туда мы белье складывали и кипятили его перед стиркой, – рассказывает Мария Ивановна. – Раз на раз не приходилось. Иногда белье нормальное попадалось, а иногда вода после него была черная-черная, приходилось несколько раз перестирывать. Мы в армии на первом месте по стирке были, нас все время хвалили. У нас в прачечной было семь номеров. Мы в них офицеров запускали, чтобы они помылись. А сами в это время их белье стирали и гладили. Вы даже представить не можете, сколько у них в одежде вшей было! Не дай бог такое еще раз увидеть. Но война есть война, тут не до эмоций…
Грузчицы
Когда война закончилась, Мария Ивановна вернулась в Карелию, устроилась работать сначала на молочную кухню, а потом на слюдяную фабрику. Там она до самой пенсии проработала грузчицей. Таскала и цемент, и известку, и ящики со слюдой.
– Мужчин там не очень любили держать, – вспоминает Мария Мигоренко. – Они, сами знаете, и запить иногда могут. А женщины себе такого никогда не позволят. Я вот ни водки, ни вина в рот не брала. Только по большим праздникам могу пригубить немного. Поэтому мужчины у нас вагоны разгружали, а мы уже дальше сами справлялись. У нас в бригаде были одни женщины. А ящики весили килограммов 60-70, если слюда была сырая. Если сухая – полегче. Ящик можно было в одиночку унести – кинула себе на "горб" и пошла.
На пенсии Мария Мигоренко работать не захотела. Начальник ей предлагал остаться, но она отказалась: хватит уже.
Геннадий Николаевич, племянник Марии Мигоренко, признается: тетя немного "сдала" только года полтора назад. До этого бегала везде, на улицу ходила. Теперь уже и гулять не выходит. Мария Ивановна возражает: она бы и сейчас пошла, но у нее ведь сестра младшая живет, а за ней следить надо.
– Я вон мусор выносить пойду, а она уже беспокоится, зовет меня: "Маша, Маша, ты где?" – объясняет женщина. – А так-то у меня все в порядке. Сейчас жить хорошо, спокойно. У меня своя квартира, что хочу, то и делаю. И не скучаю, жизнь-то уже прожита. Хотя еще года три-четыре хотелось бы тут побыть. Не знаю, получится ли, наперед ведь никогда нельзя сказать. Но о смерти я не думаю. Надо жить и не тужить.
