Познакомили меня в Штатах с одним эмигрантом из братской Украины. Он там роет ямы, моет туалеты и косит траву, а все деньги отправляет на родину родителям. Говорит, что они столь бедны, что носят рваные ботинки. Обматывают их изолентой да так, сердешные, и ходят. И стал наш эмигрант посылать на родину обувь. Нашел ее в специальном месте, куда местное население сносит свою ненужную одежду. Халява. Ну он и стал посылать. Уже три коробки от телевизора набил тапочками и послал. Ему уже с родины кричат: «Сына, не надо! У нас эти тапки уже из ушей лезут!», а он знай себе посылает. Потому – неуемный. Меры не знает. Как и все мы.
Это, любимые, прелюдия такая была. Я, собственно, опять о Путине. Вернее, даже о менталитете. О неуемности нашей, о крайности. Ну или, если хотите, о том, чего у нас нет – о чувстве меры. В общем, по телевизору опять показали государя, на сей раз на коньках, с клюшкой, в шлеме и доспехах. И умиленно так за кадром пояснили, что, мол, на конечки Владимир Владимирович встали только весной, а вот ведь уже как научилися. И лично главный тренер сборной страны Зинэтулла Билялетдинов обучал его искусству хоккея.
И вот смотрю я на своего будущего президента в шлеме и думаю: ну это уже не смешно. Да, раньше все наши члены Политбюро были как лики с икон. Все только на мавзолее, на трапе самолета или в Кремле во время поцелуев с китайским товарищем Ху Яобаном. Ни кровинки в лице, ни живинки во взоре. И все без жен. Эдакий сонм оскопленных революцией старцев. Святые мощи на ножках. Одним словом, скукотища, а не вожди. И вот наконец однажды нам явили танцующего Ельцина. Помните, он сплясал что-то безумное перед выборами в 1996-м, и был избран, обогнав бронированных коммунистов. Сработало.
Сработало и теперь не может остановиться. Да, мы хотели, чтобы царь был, как ты, как я. В свитерке, без бумажки, простой и доступный, как компот. И вот он спешит к народу на набережной, молится в заброшенной церкви, шутит со студентами. Народ оценил и проникся. Вот он за штурвалом самолета, на борту катера, за рулем автомобиля. Народ продолжил проникаться, но интеллигенция поморщилась. Скептики усмехнулись. Кто-то захихикал. А он уже не может остановиться: кормит лосенка, усыпляет тигрицу, разговаривает с мишуткой. Ему уже кричат: «Сына, не надо!», а он продолжает. Косит кукурузу, прыгает за воланом и скользит за шайбой. Еще года три назад это можно было считать пиаром, сейчас это шапито. Ежевечерне народ присаживается к телевизору, чтобы узнать, в кого сегодня переоденется наш Нерончик.
И ведь они там все вокруг перешли в легкий жанр. Если их предшественники играли скучную производственную драму, то сейчас Олимп плавно переключился на эстрадные номера. У каждого свое амплуа. Все легки, веселы, остроумны, а главный еще и артист-трансформатор. Как Райкин или Елена Воробей. В смысле, быстро переодевается между репризами. Какое там управление страной, до него ли? Пока пересечешь Сибирь на почему-то именно желтых «Жигулях», пока отработаешь щелчок с Зинэтуллой Билялетдиновым, прокатишься на байке в Краснодаре, разденешься до трусов и нырнешь в Томани за вазочкой, оденьшься в унты и поцелуешь медведя на земле Франца Иосифа – пока все это поделаешь, до инфляции ли уже? До безработицы ли? До пробок, до пособий и до прочей ли суеты? Ведь еще манят джунгли, «Последний герой», «Большие гонки», «Танцы на льду» и «Кривое зеркало».
И ведь пойдем через полгода и сами себе это выберем. А потом взвоем не по-детски и кинемся бузить бессмысленно да беспощадно. Потому – нету меры у нас ни в чем. Неуемные мы, как Енисей, и бескрайние, как просторы.
