Нина Левшакова – председатель регионального отделения Всероссийского общества слепых. Она практически ничего не видит: знакомых узнает по голосу, а дорогу до дома находит «по привычке». Из интервью с Ниной Михайловной вы узнаете, как вслепую добираться до дома на троллейбусе, как распознать настоящую любовь и как много значит умение слышать пространство.
Травма
– Нина Михайловна, вы меня хоть немножко видите?
– Вижу белое пятно – лицо. Понимаю, что вы – худенькая. Но где голова заканчивается, контуры – этого не видно...
– Не понимаю. Вы носите очки… Зачем они тогда?
– Очки мне не помогают: от сильных диоптрий болит голова, а видимости все равно толком нет. Но я ношу слабенькие, на минус восемь. Все равно так получше.
– А какие у вас диоптрии, если не секрет?
– Я их долго толком не знала. До тех пор, пока не наткнулась на компетентного врача. По привычке я говорила, что вижу ШБ. А она спросила: «Ты видишь или знаешь?» А я даже не понимала, вижу или знаю. «С такими глазами физически невозможно видеть, – сказала врач. – Давай-ка проверим». Закрыла табличку, где ШБ, оставила ту, где кружочки. «А теперь чего?» – спросила она. «А теперь ничего», – ответила я. В общем, диоптрии мои составили на правом глазу минус 28, на левом – минус 32. Это давно было. Сколько сейчас – не знаю.
– Вы родились с плохим зрением?
– Родилась с хорошим. В Мончегорске. В пять лет нянечка в садике меня тряханула за какую-то провинность, и я улетела головой в батарею. Она пригрозила: если пожалуюсь родителям, мне будет «ата-та». Поэтому я никому не рассказала. Но с того момента родителям приходилось волоком тащить меня до садика: я садилась на снег, упиралась и кричала – так мне было страшно идти туда, где эта нянечка… А потом я стала терять зрение. Катастрофически. Родители были в шоке, когда после медосмотра врач сказала, что их ребенок почти слепой. Никто не мог понять, что случилось: у нас в роду никого не было слабовидящих, да и как так можно резко ослепнуть? Меня таскали по врачам в попытке понять, что происходит. Это ни к чему не привело: к первому классу больше, чем ШБ, я уже не видела.
– И как же вы учились?
– Я ничего не видела с доски, и учительница пододвигала мою парту к ней вплотную. Потом, поняв, что толку нет, начала учить меня по карточкам. И всегда находила способ, как показать, объяснить мне то, что объясняла другим. Благодаря ей я хорошо окончила начальную школу. А дальше было сложнее: в старших классах никто не стал морочиться с карточками. Но я продолжила учиться. Много сидела в библиотеке, писала бесконечные рефераты… И везде ходила с одноклассниками. Все на лыжах – я на лыжах, все на коньках – и я тоже. Когда на лыжах на уроке физкультуры все ехали с горки, я садилась на корточки, закрывала глаза и неслась вниз – было не так страшно.
Золотые родители
– Представляю, как за вас переживали родители. На их месте я бы вас ругала за такую неосторожность!
– Мои родители – золото. Они, понимая мое состояние, на свой страх и риск старались, чтобы у меня было все, что и у нормальных детей. Просила велосипед – купили. Я летала в ямы, через руль, ходила в ссадинах и с абсолютно синим животом... Захотела коньки – мама подарила. Хоккейные: позаботилась, чтобы я не поранилась зубцами. Все бугорки на льду были мои, я падала, плакала, но не сдавалась.
В общем, гиперопеки надо мной не было. Возможно, я такая получилась нормальная именно потому, что родители меня не выделяли. Я везде шла со всеми и чувствовала себя полноценной.
– Как сложилась ваша жизнь после школы? Куда и как вы поступили?
– В школе меня предупредили, что медицинская комиссия на мое дальнейшее обучение добро не даст. А я так хотела учиться! И стала ходить в медкабинет под разными предлогами: потихоньку заучивала таблицу проверки зрения наизусть. И когда была комиссия, сжульничала: прочла первые три строчки по памяти. И мне подписали справку, что я годна учиться дальше. По рекомендации знакомых поступила в культпросветучилище на режиссерское отделение. Помню, запоролась на первом же гриме. Его же как делают: гример стоит сзади актера и смотрит в зеркало. А я же так не вижу! Развернула человека и давай гримировать. Мне говорят: «Ты что делаешь?» А я: «Ну, я же не вижу»… А когда надо было оценивать какое-то сценическое действо с конца зала, я говорила: «Можно, я пойду на первый ряд и оттуда, может быть, что-то увижу?» Все были в ужасе, но я продолжала учиться.
Муж
– Стесняюсь спросить, как складывались отношения с мужчинами?
– Относительно личной жизни я жутко комплексовала… Понимала, что однажды мое зрение упадет до нуля, и не представляла себя в браке. К тому же был горький опыт: мне нравился молодой человек, который обо мне сказал: «Нина хорошенькая. Плохо только, что зрение у нее слабое». Это был удар ниже пояса, и молодых людей с тех пор я перестала замечать.
– Но у вас есть муж!
– Со своим мужем я знакомилась трижды. Первый раз – в кафе. Второй – в общежитии. Комендантша, которая все пыталась меня выдать замуж, подвела как-то двух молодых людей – знакомиться. Одним из них был тот парень, из кафе. А потом вахтерша выдала мне билеты на вечер для тех, кому за тридцать. Я ей говорю: «Вообще-то, мне еще двадцать». А она: «Ну и что! Молодые там тоже будут!» Я пришла, села за столик с какими-то бабушками за сорок. Поскучала, пошла танцевать. И вдруг меня пригласили на танец! Молодой человек представился Василием. А когда я назвала свое имя, сказал, что знает, как меня зовут. Так я познакомилась с ним в третий раз.
– Вы, наверное, удивлялись, чего он в вас нашел?
– Я долго не могла понять, зачем ему нужна. Я тогда еще пыталась носить линзы – мучилась. У меня искривление роговицы, плохая слизистая от капель, и они не подходят. Помню, идем с ним зимой, гуляем, и бац – линза выпадает из глаза. А они тогда дорогие были… Я от расстройства даже сказать ничего не могла. А Вася ее нашел. На снегу, представляете? В тот момент я поняла, что для человека важно сделать для меня что-то доброе. Потом он предложил мне сделать операцию – пересадить свой глаз. Мол, у тебя будет один здоровый глаз, и у меня. «Вдруг такие операции делают?» Конечно, я за этого человека вышла замуж. И благодарна жизни за то, что меня с ним свела.
– Это точно большое и настоящее чувство!
– Он меня везде берет с собой. Как-то позвал на рыбалку. Я говорю: «Ты издеваешься? Я же ни удочку, ни поплавок не увижу!» А он: «Спокойно, будешь ловить зимней удочкой». И я ловила. Он помогал насаживать червяков, снимать рыбу. А если мы ходили за грибами, муж останавливался и говорил: «Здесь гриб. Ищи». И играл со мной в «горячо – холодно». В этом году у нас было тридцать лет совместной жизни…
Оптимист по жизни
– Как ходите по улицам? И как вообще живете?
– Слушаю пространство. Слышать может все: руки, ноги. Ну и память помогает: запоминаешь все ямы, ухабы. Страшно сделать первый шаг в незнакомом месте, потом привыкаешь. Еще не стесняюсь спрашивать дорогу. Дома так вообще хорошо: все известно, ориентироваться легко. Если появляется новый предмет – привыкаю к нему, нюхаю, иногда чуть ли не лизнуть приходится (смеется). Пишу – на автомате. Читать могу, если близко наклониться к книге. Доходит до смешного: подношу бумажку к лицу, чтобы рассмотреть написанное, а люди спрашивают: «А что вы там нюхаете?» Есть у меня и преимущества над зрячими: в темноте, например, я спокойно все могу найти. И даже, как выяснилось, могу шить. На машинке.
– На машинке? Но это же все равно что пихать руки в огонь!
– Производственная машинка – это что-то! Я ее боялась панически. Можно же руки не туда засунуть и пришить за долю секунды… Но так получилось, что уже когда я была в обществе, нам предложили поучиться профессии швеи. А у меня правило по жизни: предлагают что-то новое, скажи «да». И мы пошли, на свой страх и ужас. Сначала строчка у меня гуляла так, будто я выпила пять бутылок водки. А потом ничего, получилось. Мастер, которая нас учила, была в шоке от наших способностей. А я всегда говорю: если есть желание – способности безграничны.
– Такое ощущение, что все в этой жизни вам давалось и дается легко. Сравнить меня с вами – вы выигрываете. Даже с относительно нормальным зрением у меня – топографический кретинизм. Заблудиться – нечего делать. Шить не умею, руки – крюки… Вы какая-то космическая женщина!
– Я по жизни – оптимист. Потому, наверное, все и легко. Единственное, что мне было трудно – воспитывать дочь. Она, маленькая, подходит, тычет на что-то и спрашивает: «Мама, а это что?» Или придет из садика: «Мама, нам дали задание сшить платье на куклу!» И делай, что хочешь…
– У нее со зрением все в порядке?
– Сейчас – да. Но это результат моего большого труда. В детстве она тоже потеряла зрение. Помню, как врач меня огорошила: «А что вы хотите? Мать слепая, значит, и ребенок будет слепой!» Меня трясло: как такое может быть? Ведь моя потеря – результат травмы! Я решила сделать все, чтобы мой ребенок видел. Запретила ей почти все чтение, не разрешила идти в музыкальную школу – она очень хотела. И мы стали делать гимнастику для глаз. Каждый день в течение трех лет. Точка здесь, точка там, точка здесь, точка там... И зрение восстановилось. Потому что если чего-то очень сильно хочешь – оно происходит.
Общество
– Как вы оказались в Обществе слепых и стали руководителем?
– Раньше я шарахалась от этого общества. Это слово «слепой» – не перешагнуть. Оно страшное. Я не хотела быть среди них, пыталась лечиться, штурмовала разные клиники. Но сделать, правда, ничего было нельзя. Пришлось смириться, что всегда буду такая. А вот с тем, что я не востребована на рынке труда, смириться не могла. Знающие люди говорили: если вступить в Общество слепых, можно пригодиться, найти там себе дело. И я переборола себя, пошла и начала общественную деятельность.
– Что именно делали?
– Помогала инвалидам, организовывала разные мероприятия, учила их тому, что умею сама. Потом меня избрали председателем местной организации. В офисе не было ничего – ни стульев, ни ламп, ни музыкального сопровождения, чтобы проводить мероприятия… Хотелось многое изменить, чтобы стало здорово. Но я понимала: денег взять неоткуда. И мы начали организовывать паломнические поездки за свой счет. Ездили по монастырям. Потом нам одна турфирма даром предоставила поездку на водопад Кивач. ТГК-1, головное предприятие ТЭЦ, дало нам стулья…
– Даже стульев не было?
– Была парочка старых. Однажды к нам пришла бабушка, села на стул, а он под ней поехал. Она у нас час сидела, а я над ней стояла и держала стул, чтобы не развалился. И когда я у ТГК-1 попросила пожертвование, они сказали: «Что вам надо?» И мне сразу в голову пришли стулья. Так потихоньку начали развиваться.
– Как сейчас идут дела в карельской республиканской организации?
– Неплохо. Реализуются разные проекты, мы выигрываем гранты. В этом году я придумала познакомить людей с бытовыми предметами, о которых они ничего не знают и которые боятся. Написала проект по обучению незрячих пользованию бытовой техникой. Не сенсорной, но кнопочной. Получила немного денег. Мы оснастили техникой организацию, и теперь все желающие могут приходить и трогать. Показываем, как пользоваться мультиваркой, аэрогрилем... Кажется, это банально. А на самом деле очень облегчает жизнь невидящего. Есть у нас и туристический проект – вывозим людей на природу, учим собирать палатки, разводить огонь, готовить пищу. Казалось бы, как? Люди ведь не видят! А они такие счастливые из похода приезжают! Взахлеб рассказывают, как проходили веревочный курс. Не всегда все получается, как хочется, но и здесь меня спасает оптимизм.
– Ваш оптимизм очень чувствуется. Он заразителен. На чем он основан?
– Не знаю. Я с детства такая. Моя девичья фамилия – Охотникова. И в школе меня называли «Хохотникова» – так много я смеялась! Когда-то мне сказали, что оптимист – плохо информированный пессимист. А я ведь не смотрю телевизор, не слежу за новостями. Потому что телевидение – это много негативной информации, ненужной рекламы. Все это мешает думать, сбивает с толку и действует как раздражитель. Может, и правда, потому много смеюсь? Есть у меня показательная история. Как-то была у родни, меня угощали консервированными огурцами. И я взяла один для мужа. Положила его в сумочку. Иду домой. Поздно, темно. Подхожу к дому, и тут у меня рвут из рук сумку. Первая мысль: «Огурец украдут! Муж не попробует!» И они вдруг убежали... Пришла я домой – и как давай хохотать! Муж ругается, а мне смешно. Надо же было в такой момент именно об огурце сожалеть!
– Еще вы не видите грязь, унылые лица людей. Тоже, наверное, способствует оптимизму.
– Нет, я знаю много незрячих, которые живут на пессимистической ноте. Угрюмые и злые.
– А что вас печалит?
– Расстраивает, когда люди пытаются давить на других жестокостью и агрессией. Не понимаю, зачем это делать? Наверное, они чем-то не удовлетворены. Потому что удовлетворенный человек никогда не будет никого прессовать.
– Над какими проектами вы работаете в данный момент?
– Сейчас для меня важен проект «Говорящий город. Первые шаги». Мы закупили говорящие таблички и будем их крепить в некоторых поликлиниках. Суть в том, чтобы слепой человек мог нажать на кнопочку над кабинетом и получить информацию. Что за кабинет, какой врач принимает. Это очень дорого все... А хочется, чтобы у нас начали говорить еще и троллейбусы. Незрячий же не видит, где ему выходить. Я вот еду с Кукковки домой и считаю повороты. Только так могу ориентироваться... Моя главная цель – максимально облегчить жизнь незрячим в нашем городе. Ведь о них так часто забывают!
