На днях я угодил в секвойевый парк. Секвойи – это такие деревья, которым по две с половиной тысячи лет. Они, заразы, даже в огне не горят. У них какая-то такая кора, что лесной пожар им вообще не страшен. Разве что молния может пробить брешь в их обороне. И то – не свалить, не спалить, не уничтожить, а лишь сделать уязвимыми для пожара. Растут эти мастодонты в Калифорнии, и к ним круглый год нескончаемым потоком валят туристы. Платят за въезд на территорию леса и бродят там тысячами, ахая и фотографируя.
Впечатление действительно сильное. Мы ж привыкли, что если под каким-нибудь дубом сидел Пушкин, то дуб этот уже страсть как толст и могуч. Ибо трехсотлетнее дерево – это круто. А для секвойи 300 лет – это тьфу. Это она еще подросток – стоит себе худенькая, небольшая и вся в веточках. А старые опытные секвойи пережили не то что Пушкина, но и Шекспира, а заодно и Гая Юлия Цезаря. Удивительно. У них там в 1917 году одна секвойя упала, так Генри Форд на ее стволе испытывал свои автомобили. Они по этому стволу катались, как по дороге. Чудеса, в общем. И, прошу заметить, ни одной мусорной кучи вокруг.
То есть людей тысячи. Лес, природа, полянки, а бутылок на земле нет. И бумажек нет. И вообще ничего такого, что у нас обычно обязательно есть, у них нет. Странно же, к ним приезжают туристы со всего мира, топчут своими башмаками лесные просторы, а вокруг остается ощущение дикой первозданности и чистоты. А у нас туристов раз в сто меньше, но на каждой живописной полянке обязательно насрано. И ведь кого ни спроси, все за собой убирают. Так что то ли это к нам валится из космоса, то ли специально обученные диверсанты ночами пробираются на берега наших озер и отчаянно гадят. Впрочем, сейчас не об этом.
Второй день экскурсии проходил в парке Юсимити. Там зимой и весной хлещут водопады, а сейчас просто горы да деревья. Водопады высыхают, так что любоваться можно лишь скалами и соснами. И ведь что, собаки, придумали. Придали этим лесам статус Национального парка, сохранили первозданную дикость, но при этом проложили удобные дороги и понатыкали смотровых площадок. По словам гида, у них там запросто разгуливают медведи и олени. Причем медведи почему-то не нападают на людей, а довольствуются только объедками с их стола. Поэтому туристам вменяют в обязанность все объедки прятать в герметичные контейнеры, чтобы гадский медведь не пронюхал и не украл. На всякий случай вдоль туристических троп дежурят егеря, которые, если видят медведей вблизи людей, начинают постреливать в них какими-то шариками, дабы отогнать от греха подальше. Мне лично не удалось встретить ни медведя, ни егеря, но зато неподалеку от самого высокого американского водопада я наткнулся на трех флегматичных оленят, которые никого не боялись и в самом буквальном смысле какать на всех хотели. В общем, все очень интересно. Но меня не оставляло ощущение, что похожие виды можно разглядывать где-нибудь в окрестностях Медгоры, Беломорска или Сортавалы. Да, скалы там будут пониже, но в целом похоже. Для каких-нибудь французов, испанцев, португальцев буквально волшебство и небывальщина. Но почему-то в Калифорнию туристы валят как подорванные, а в Карелию – нет.
Я, конечно, понимаю, у нас нет нормальных дорог и гостиниц. А на то, чтобы их построить, у нас нет денег. Калифорния-то, как известно, сразу появилась с дорогами, буквально как Афина из головы Зевса «в полном вооружении». Приплыл такой Колумб в Америку, глядь, а там дороги кругом, и по ним ездят индейцы на томагавках. Ну, Колумб, ясно дело, всех индейцев поубивал, напечатал доллары и под дулом автомата заставил весь мир ездить к нему в секвойевый лес. А мы, слава богу, не такие. У нас же ни дорог, ни индейцев, ни Колумба, ни долларов, ни автоматов… Одним словом, стало мне в очередной раз обидно. С детства я слышу разговоры о том, что Карелия – это северная Швейцария и что здесь можно развивать совершенно сказочный туристический бизнес. Вот только инфраструктуры нету. Надо найти инвесторов, построить дороги и турбазы, и потекут к нам туристы, и появятся тысячи рабочих мест, и расцветет наш край, как цветочек аленький. Вот только не расцветает он почему-то.
