На днях знакомая студентка написала мне, что преподаватель филфака Вячеслав Васильевич Яковлев уходит на пенсию и что все студенты, которым посчастливилось слушать его лекции, очень переживают. Потому что Яковлев – выдающийся лектор, и страшно жалко, что он уходит. Перед тем как получить это письмо, я думал, что следующий мой блог будет о чем-нибудь эдаком – планетарном. О России, об Америке, об одиннадцатой победе «Реала». Но сейчас мне как-то не до этого. Потому что я тоже учился у Яковлева, и для меня весть о его уходе важнее и значительнее, чем все остальное.
Года два назад я уже писал об этом. Тогда, когда умер великий и прекрасный Евгений Михайлович Неелов – ярчайший преподаватель нашего факультета. Тот, с чьих лекций о волшебных сказках начинался филфак. Гений парадокса, человек, будивший наши дремлющие мысли и влюблявший маленьких еще студентов именно в наш университет. Потому что университет, в котором есть такие преподаватели, не может быть плохим. Тогда на похоронах я узнал, что на всех факультетах вуза идут сокращения и что под эти сокращения попал Яковлев. Скромный, застенчивый, не решительный в обычной жизни, но совершенно преображающийся в работе. В работе, которой он жил и которую обожал. А именно в чтении лекций по истории русской литературы, и особенно в созданном им спецкурсе по творчеству Гоголя. Наш набор был первым, который попал под сокрушительное обаяние этого спецкурса. В течение следующих 30 лет от всех поколений студентов филфака ПетрГУ я всегда слышал влюбленные и восхищенные отзывы об этих фееричных лекциях. И вот Яковлева сокращали. Неелов умер, а Яковлева сокращали. Факультет терял двух своих самых ярких лекторов.
Я сейчас имею в виду, в первую очередь, мастерство подачи материала. Мальчуковы, Захаров, Дворецкий, Кунильский, Спиридонова – все они глубочайшие специалисты и роскошные преподаватели. Я любил и люблю их всех. Но с точки зрения артистизма и красоты подачи Неелов и Яковлев были наиболее запоминающимися и виртуозными. У Яковлева на тот момент оставалась, кажется, всего четверть ставки. Это порядка 7 тысяч рублей в месяц. Он не претендовал на большие деньги, он просто хотел, чтобы его не лишали смысла его жизни. Но кого-то надо было сокращать, и руководство факультета подошло к вопросу формально – решили убрать того, у кого меньше всего публикаций в научных журналах. Кажется, дело было в этом… Но в тот раз Яковлева оставили. Видимо, смерть Неелова высвободила ставку и Вячеслава Васильевича не тронули. Тогда не тронули, а сейчас он все-таки уходит.
Я понимаю, что сегодня у руководства ПетрГУ стоят математики. Представители точных наук, люди формул и теорем. Они знают, что научно-технический прогресс зависит от них. От развития IT-технологий, от программирования, от Интернета, а литература… Она, наверное, штука нужная, но глубоко вторичная. А уж стиль ее подачи вторичен и подавно. Не литераторы придумали мобильные телефоны и интернет, не литераторы придумывают систему противоракетной обороны, они даже не лечат. А значит, смысл в них если какой-то и есть, то весьма непонятный. А уж целый факультет, занимающийся вопросами интерпретации художественных произведений, – это, ну согласитесь, блажь. Раз уж так принято, то пусть, конечно, такой факультет существует, но загромождать его какими-то спецкурсами и тем более держать там сотрудников с небольшим количеством научных публикаций по меньшей мере странно. Ведь как еще измерить качество преподавателя, как не его ученой степенью и количеством научных статей? Качеством лекций? Но кто их слышал, кроме студентов? А студенты молчат.
И вот это меня поражает более всего. Потому что студенчество всегда, на протяжении столетий во всех странах было самой передовой, самой активной и самой неравнодушной частью общества. Студенты находятся в том возрасте, когда еще остро ощущается противоречие между реальностью и идеалом, и кажется, что мир можно изменить, а у тебя есть на это силы. Черчилю приписывают фразу, в которой говорится, что если в молодости человек не является революционером, то у него нет сердца. Да что там Черчиль! В каком-то из своих интервью Сергей Шнуров говорил, что не ходит на митинги, потому что не любит находиться в стае. И был-то он в толпе только один раз, во время путча. А тогда он вышел потому, что ему было 18 лет. И добавил, что в 18 лет человек должен ходить на митинги. Это возраст такой. Иначе это ненормально. А мы сейчас живем в такое удивительное время и в такой удивительной стране, когда студенты на митинги не ходят. По крайней мере, бесплатно.
При этом их можно организовать на какой-то флэшмоб. Например, радостно обнимать прохожих в день обнимашек. Или ходить на ходулях и брызгаться из брызгалок. Или еще что-то такое задорное. Даже в КВНе, который исторически считался источником крамолы, сатира переродилась в бесшабашный танец и теплый юмор. Студенты, правда, могут массово прийти куда-то и за что-то проголосовать, но, кажется, только если их как-то стимулируют. Но в таком вопросе, как уход любимого преподавателя, вовсе не нужен митинг. И никакого особенного протеста не нужно. Можно же просто собрать подписи. Просто хотя бы прийти на прием к ректору и объяснить. Пусть это не возымеет действия, но вдруг. Ректор же даже не знает, что Яковлев – гений и что такие, как он, являются визитной карточкой любого вуза. Про это нужно рассказать. Но студенты не идут. «Почему?» – спросил я у той студентки, которая сообщила мне о его уходе. «Так говорят, что уже все решено и ничего нельзя изменить, – ответила она. – А еще нынешние студенты пугливы, они боятся потерять стипендию или вообще вылететь из вуза».
Я не верю, что мой текст поможет Вячеславу Васильевичу остаться в университете. Но все же я не мог не написать его. Потому что... просто потому что я должен это сделать. Потому что иначе нельзя.
