Страничка полемики, господа-товарищи. Я понимаю, что мы с этими людьми существуем как бы в разных вселенных, поэтому ни им меня, ни мне их переубедить невозможно. Физически мы вроде бы живем рядом, ходим по одним улицам, лечимся в одних поликлиниках и едим одинаковую еду, но при этом совершенно по-разному воспринимаем мир. Нельзя доказать человеку, что пони милый, если он точно знает, что перед ним не пони, а Бармалей. Ну да, в конце концов, текст адресован не им – не тем, кто видит Бармалея, а тем, кто сомневается.
В комментариях к своему последнему тексту я спросил людей, называющих меня диверсантом, почему они столь категоричны? С чем именно они не согласны? Напомню: в тексте речь шла о том, каков на самом деле наш народ? Что для него важнее: благополучная жизнь каждого его представителя или величие государства? Действительно ли народ наш таков, что радость от присоединения соседних земель перевешивает в нем недовольство бедностью и несвободой? Или власть просто пытается внушить нам эту мысль? Ведь народ очень внушаем, и им довольно легко манипулировать. Я напомнил, как искренне русичи практически в одночасье отказались от веры отцов ради христианства, потом столь же дружно и искренне отказались от христианства ради коммунизма, а затем уже на наших глазах все так же от души сжигали партийные билеты. И всякий раз из репродукторов раздавались слова о необратимости перемен, о том, что народ поумнел и больше не позволит себя обманывать.
В ответ на эти свои рассуждения я получил очередной нагоняй от трех-четырех строгих читателей, которые сообщили, что народ наш вовсе не так уж легко внушаем, что я пишу чушь, отрабатываю чей-то (видимо, вражеский) заказ, что у меня, как и всех врагов, зуд в области ануса от слов Сталин, Путин, КГБ, и вообще я занимаюсь диверсией. Конечно, можно было бы просто не обращать внимания на этих добрых людей, но как-то не получается. Итак, я спросил своих оппонентов, с чем именно они не согласны в моих текстах, и в ответ услышал, что не согласны они со всем.
Вернее, отвечал лишь один из них. Но ответы его были чрезвычайно типичны и сводились к следующему. Критиковать недостатки надо, но если ты их критикуешь, то обязан тут же предложить пути к их исправлению. Иначе ты не критик, а критикан. Если же ты используешь для своего критиканства СМИ, то ты уже даже не критикан, а диверсант, цель которого – сломать и развалить. Я попытался вспомнить, какие пути исправления общества предлагали в своих книгах Гоголь, Герцен, Салтыков-Щедрин, Чехов, Сухово-Кобылин или Грибоедов. Попробовал припомнить, как предлагал исправить критикуемую им католическую церковь Мольер. Пролистал пару повестей Вольтера, освежил в памяти несколько глав великой сатиры Рабле, достал с полки Свифта. Нигде ничего не предлагалось.
Ничего не предлагал Булгаков, ничего не предлагал Зощенко. Даже в русских народных сказках про попов содержалось сплошное критиканство. Или, выражаясь словами моего собеседника, диверсия. Подлый народ критиковал служителей православной церкви и ничего при этом не предлагал. То есть то ли русский народ был подослан в Россию мировой закулисой с целью оскорбить чувства верующих и развалить Россию, то ли попросту не ведал, что творил, но это вряд ли.
Я попытался объяснить своему уважаемому собеседнику, что обнаружение недостатков уже есть благо. Ведь для того чтобы начать лечить болезнь, ее нужно сначала обнаружить. Одни люди так устроены, что умеют замечать недостатки, но не знают, как их исправить. Другие знают, как исправить, но не умеют применять свои знания на практике. Третьи зато умеют прекрасно исполнять поручения. Так устроены люди. Это нормально. Но добрый мой оппонент ответил, что это полная чушь, ибо он на своей работе все делает одновременно: сам находит изъяны и сам же их исправляет. А до тех пор, пока он не придумал способ устранения недостатка, он о нем никому, видимо, не рассказывает, чтобы не прослыть пустобрехом, критиканом или диверсантом.
– Но ведь я же предлагаю! – вдруг вспомнил я. – Я же предлагаю переизбирать президента раз в четыре года и не позволять ему руководить страной более двух сроков. Предлагаю запретить использовать на выборах административный ресурс. Добиться независимости судей и следователей. А за модель предлагаю взять путь развития западноевропейских стран. Разве ж это не предложения? Похоже, вы ругаете меня не за то, что я ничего не предлагаю, а за то, что мои предложения вам не нравятся.
И тут мой незнакомый друг наконец вытащил из рукава Бармалея. Ведь это мне кажется, что в Европе есть свобода и благополучие. Мне кажется, что где-то нет коррупции и двойных стандартов. Мне мерещится, будто где-то живут независимые судьи. Или, другими словами, я пытаюсь убедить людей, что вооруженный до зубов злой разбойник Бармалей на самом деле маленькая, добренькая лошадка. А он не лошадка. Он гад. Ведь весь мир находится под внешним управлением США. Тех, кто не подчинился, они разорили. А еще они напечатали бумажки и назвали их деньгами. Они хотят захватить нас, и если это произойдет, то мы будем мучиться, как какая-нибудь захудалая Австрия, Франция, Бельгия или Финляндия. Мы будем страдать, как Швеция и Люксембург. Мы будем маяться, как бессмысленная Канада или Австралия. Сейчас мы всей страной собираем деньги больным детям на то, чтобы их оперировали в зависимой от пиндосов Германии. Но зато мы независимы и можем защищать мир от зла. От однополых браков и толерантности, от фальшивых улыбок и демократии, от либералов и бездуховности. Да, у нас люди побаиваются говорить то, что думают. Но, во-первых, так везде, а, во-вторых, не надо думать, что Бармалей – это пони, и тогда тебе нечего будет бояться. Ты сможешь спокойно, хоть на каждом углу, бичевать недостатки, тут же предлагать исправить их при помощи национальной идеи, олимпиады, царя, маленькой победоносной войны и сам сможешь поехать на эту войну.
В принципе, так все, наверное, и есть. Ведь если думать разрешенные мысли, то можно абсолютно без страха говорить то, что думаешь. Не плюй против ветра, не ходи против движения, не пили сук – и никто не назовет тебя диверсантом.
