В воскресенье завершился Каннский кинофестиваль. Да еще и 60-й по счету. Да к тому ж наш Лавроненко отхватил там лучшую мужскую роль. Как ни крути – событие. Четыре года мы там вообще не участвовали, а тут сразу – вжик! – и на тебе. Ну как тут мимо пройти? Практически невозможно.
Беда, правда, в том, что никто из нас ничего из этого каннского выпендрежа еще не видал, и рассуждать мы здесь можем как бы не- понятно о чем. Мол, молодцы румыны. Взяли две главные ветки. Видимо, научились. Или: ай да Звягинцев! Ай да сукин сын! Что ни кино, то награда. Пусть не сам, но зато как актера научил. Люди вон годами бьются, фильмы снимают, и так и сяк раскорячиваются – и шиш им с маслом. А простой сибирский паренек чего бы ни сделал, сразу в сиропе и зацелован.
Или можно поудивляться тому, как Тарантино, братья Коэны и Кустурица проехали мимо кассы. Или очередному неуспеху Сокурова. Но, во-первых, повторюсь, ничего-то мы не видели. А, во-вторых, боюсь, ничего бы мы не поняли. Ведь Канны – это же что-то вроде "Оскара" наоборот. Мол, "Оскар" – это американская попса, перемолотая и разжеванная для ковбоев и фермеров, а Канны – тонкое искусство для прищуренных эстетов. В Канны с суконным рылом не лезь. Европа-с. Традиции античной трагедии, очищение через страдание, замысловатое слово "катарсис" и непонятки. Можно, конечно, сделать умное лицо, сесть смотреть, например, Годара, подпереть веки зубочистками и потом глубокомысленно молчать, делая вид, что ошеломлен. Но как-то это, право, нехорошо. Я, к примеру, уперто настаиваю, что недолюбливаю голливудский примитив, но при этом великий шведский Бергман навеял на меня в свое время такую тоску, что я неделю потом перечитывал "Карлсона". Чтобы как-то поправить свое представление о Швеции… А от фильмов Сокурова я вообще прячусь, как от Бабайки или серенького волчка. Хотя он, как известно, наш главный КАННО-герой, свозивший туда уже пять своих бессмертных шедевров. Про него, кстати, кто-то недавно сказал, что он относится к тем удивительным режиссерам, о которых все знают, но почти никто не смотрел.
Вообще, вкус – дело непостоянное. Раньше, я помню, наши родители говорили, что кино бывает хорошее, плохое и индийское. Потом они доросли до пенсии и стали неотрывно и ежедневно смотреть на мексиканское "мыло", которое, сдается мне, гораздо страшнее своего индийского предшественника. А то вот один худенький программист долгие годы смотрел в монитор, а потом сходил в кино на "Брат-2" и пришел в восторг. Ибо он убежден, что для раздумий существуют книжки Коэльо, а кино изобрели для отдыха. Умная выпускница литературного института восемь раз смотрела "Сибирского цирюльника", знакомый американец Джоу тринадцать раз сходил на "Титаник", а один коллега принципиально не смотрит русское кино и искренне любит Лару Крофт, расхитительницу гробниц. Я несколько раз даже порывался заклеймить их позором, но потом оставлял эту затею. Ибо вспоминал, что у меня самого главным впечатлением от просмотра фильмов Тарковского был ноющий копчик. То есть сначала я честно пытался понять, зачем машина так долго едет по экрану, потом мучился, не зная, при чем тут собака, злился оттого, что все молчат, и наконец, обессиленный, переключался на копчик. Стыдно.
