В середине 90-х годов прошлого века преподавателю литературы Державинского лицея Софье Абрамовне Шапиро попала в руки необычная книга. Вышедшая небольшим тиражом в московском издательстве "Республика", одна из первых в России антология ранней эмигрантской поэзии, открывала заинтересованному читателю двести имен. Цветаева тут соседствовала с неизвестным Дмитрием Магулой, а Иван Бунин – с некоей Тамарой Величковской. Все вошедшие в сборник авторы, именитые и безвестные, родились в царской еще России, покинули родину после революции 1917 года и умерли на чужбине – кто в Праге, кто в Париже, кто в Берне.
Внимательно изучив прилагаемую справочную литературу, Софья Шапиро сделала удивительное открытие: в 1962 году в Нью-Йорке умер поэт Михаил Чехонин, родившийся в Петрозаводске в 1907 году.
— В этой антологии оказалось всего пять его стихотворений, и в них столько нежности, тоски… Настоящая живая поэзия! – рассказывает Софья Абрамовна.
Заинтригованная, она подключила к расследованию истории поэта своих учеников. (Кстати, с 1995 года и по сей день в Державинском лицее изучают жизнь и творчество Михаила Чехонина.) Один из учеников Шапиро – будущий историк Илья Коновалов – выяснил, что Михаил Чехонин имеет прямое отношение к знаменитой онегзаводской династии Чехониных. Он же познакомился с двоюродным братом поэта – Сергеем Павловичем, живущим в Петрозаводске, который и помог восстановить историю жизни Михаила Георгиевича Чехонина – грустного человека, подростком попавшего в настоящий водоворот истории.
Эмиграция
Отец Михаила Чехонина, Егор, несколько отличался от родни. С XVIII века его предки – знаменитые мастера, вывезенные в Петрозаводск из Липецка, – работали на Александровском заводе, а он получил интеллигентную профессию часовщика и ювелира.
Эта профессия и помогла Чехониным наладить жизнь в Нью-Йорке, куда через Петербург и Константинополь судьба забросила их во время гражданской войны, в 1919 году. Семья сначала бедствовала, но потом отец Михаила открыл часовую мастерскую, и все стало устраиваться. Будущий поэт окончил гимназию, изучал геологию, занимался музыкой. Ему довелось работать и официантом, и чертежником, и мусорщиком, и посудомойщиком. Позже Михаил Георгиевич занялся издательским делом – издавал техническую литературу. И все это время писал стихи.
Писал, может, еще и потому, что так и не смог забыть родной город, который покинул двенадцатилетним ребенком. А поэзии, и только ей, как сказал другой поэт, доверена вся грусть мира.
Родители Михаила, а позже и он сам, пытались наладить переписку с родными в Петрозаводске. Но общение с Америкой в те времена могло обернуться для советских людей настоящей катастрофой. Тем не менее Михаил не терял надежды установить контакты и постоянно отправлял письма и посылочки родным в Карелию.
За перепиской следили. Рассказывают, что одно из таких писем, присланное после войны, принесло много неприятностей его двоюродному брату – Павлу Михайловичу Чехонину. Его, известного петрозаводчанина, партийного активиста, отличного производственника, вызвали в КГБ и сделали внушение о нецелесообразности переписки с родственниками из Америки. И общение прекратилось.
Случайный адресат
Несколько писем из Америки попали в случайные руки. Их адресатом стала петрозаводчанка Зинаида Филимонова, ученый-биолог:
— Первое письмо от Михаила Чехонина из Америки я получила году в шестидесятом, — вспоминает Зинаида Ивановна. — Он всегда интересовался литературой из России и там, у себя в Нью-Йорке, наткнулся на сборник научных статей по биологии, в котором была и моя работа. Фамилию Филимонова носила в девичестве его мама, вот Михаил и подумал, что я из его рода, что, конечно, ошибочно. Он каким-то образом нашел мой адрес и прислал письмо. В письмах он был такой трогательный! Например, он рассказывал мне, что увлекся жизнью индейцев и даже посетил индейское гетто. Прислал иллюстрации. Вероятно, этот интерес у него еще от детского увлечения Фенимором Купером. Всего я получила писем пять. Мы переписывались около двух лет. А потом я отправилась в длительную экспедицию и переписка прекратилась. Когда же я вернулась, то узнала, что он умер.
"Многоуважаемая Зинаида Ивановна! – писал в одном из посланий в Петрозаводск Чехонин. — Премного вам благодарен за вашу необыкновенную любезность. Не только ответили, но и послали газету и карточку с видами дорогого моего Петрозаводска. Дома, конечно, я не узнаю, но места узнал, и душа моя полетела опять туда – домой, к Онежскому озеру, в Летний сад, на Пушкинскую улицу и еще во многие незабываемые милые места. С каким удовольствием я прошелся бы сейчас по Голиковке. Ведь я там родился, и отец с матерью там родились, и все предки до Петра Великого.
Кстати, где же памятник Петру? Я на его мраморном постаменте, бывало, возился с товарищами – существует ли он?
…Я прочел вашу статейку в книге о пряжинском озере, то сейчас же подумал, что вы из моих Филимоновых. Их семья жила в Святозере, что ведь совсем рядышком.
…Я там бывал, помню хорошо, как ездил туда с мамой на Рождество – в кибитке. Бывало, лежим, закутанные в бабушкины платки, ямщик свистит, лошади ржут, волки воют. А вокруг лесище трещит от холода, снег такой, что, кажется, никогда не растает…
Какая чудесная, настоящая жизнь! Разве можно сравнить все это с Нью-Йорком, с бетонными громадами, вечно затхлыми от газолина! Нет, тысячу раз нет!"
— Мне мой папа, а он умный был человек, сказал сразу: отнеси это письмо куда надо, ведь его и без тебя уже прочитали, — рассказывает Зинаида Ивановна. – Я так и сделала. У меня однокурсник в органах безопасности работал, я к нему и обратилась. Ко мне сразу же приставили человека. Но переписку не запретили. Правда, приставленный настаивал, чтобы я приглашала Михаила Георгиевича посетить Петрозаводск.
В письмах перед читателем предстает немолодой, не очень счастливый человек, который до конца жизни не избавился от детской тоски по родине и не нажил на чужбине ни славы, ни богатства:
"Мне пятьдесят три года. Я женат, но детей у нас нет. Жена русская. Я работаю в большой индустриальной фирме, где составляю брошюры по ремонту и обслуживанию нашей продукции. Летом мы с женой бродим по окрестным лесам (американцы этого не делают), зимой бываем несколько раз в опере или балете. Автомобиля у меня нет, и я не собираюсь обзаводиться этим ненужным делом, дома тоже нет. У нас дома два сиамских кота и книги. Я раньше писал стихи и прозу, но сейчас испытываю какую-то усталость. Работа не вдохновляет, а убивает!"
Несколько лет назад Зинаида Ивановна услышала по Карельскому радио передачу, посвященную поэту, с которым у нее состоялась столь неожиданная переписка. О Михаиле Чехонине рассказывала Софья Абрамовна Шапиро.
Наверное, так и должно было случиться: частные письма поэта попали в руки человека, который страстно желал, чтобы о нем, о его тоске, любви, памяти, о его стихах узнали на родине.
Возвращение
Идея найти и издать стихи Чехонина в Петрозаводске, рассказать о нем его землякам не покидала Софью Абрамовну Шапиро с тех пор, как она открыла его для себя и своих учеников. Но где их искать? В двух антологиях, вышедших в России, – всего четырнадцать стихотворений.
К поиску подключилась еще одна выпускница Державинского лицея. По просьбе учительницы Лариса Волкавичюте, сотрудница международной организации "Красный Крест", обратилась к своему старому американскому другу бизнесмену Полу Станкевичу. Тот отыскал в Библиотеке Конгресса США и ксерокопировал единственный вышедший при жизни поэта сборник под названием "Стихи" 1946 года, в который были включены произведения 1929-45 годов. Затем, будучи по делам в Киеве, передал копию знакомому Ларисы, гражданину Финляндии Микко Митко, который работал в посольстве Финляндии на Украине. Тот, в свою очередь, дипломатической почтой переслал его на адрес консульства Финляндии в Петрозаводске.
В 2003 году русский поэт-эмигрант Михаил Чехонин вернулся в свой родной город так, как мечтали бы об этом многие поэты русского зарубежья – стихами.
— Нам открылось творчество настоящего мастера, — считает Софья Абрамовна. — Как поэт Михаил Чехонин сформировался вдали от стихии родного языка. Но влияние русской поэтической школы непостижимым образом сказалось на его творчестве. Его стихи написаны прекрасным русским языком. В них можно различить и блоковские, и рубцовские нотки, гумилевские мотивы… Странничество, воспоминания о детстве, об утраченной родине, тотальное одиночество – главные темы его произведений. В то же время Чехонин – самобытный поэт, который нашел свою аудиторию. Он печатался в американских и французских изданиях, эмигрантских сборниках и антологиях, участвовал в "Кружке русских поэтов в Америке"…
В течение четырех лет Софья Шапиро искала единомышленников, которые помогли бы издать сборник стихов Чехонина в Петрозаводске. Иначе как хождением по мукам эти поиски не назовешь. Но одержимость убежденного человека не знает преград: она нашла-таки тех, кто практически бесплатно согласился издать маленький сборник. Он вышел под названием "Вернуться в Россию – стихами…" в издательстве КГПУ при поддержке полиграфической фирмы "Скандинавия" и частных лиц, тиражом 300 экземпляров.
— Мы назвали сборник Михаила Чехонина строчкой из стихотворения Георгия Иванова, знаменитого эмигрантского поэта. Иванов написал его за несколько дней до смерти, — говорит Софья Абрамовна. — Эта строчка, мне кажется, коротко и емко выражает главную мысль всей эмигрантской литературы – быть услышанным на родине. А книги я хочу передать библиотекам Карелии. Чехонин – наша гордость, мы должны знать, что был такой поэт!
Стихи и проза жизни
"Со мной вообще очень любят шутить, — пишет Чехонин своему американскому издателю Роману Гулю в 1953 году. — Я думаю, потому, что я не принадлежу ни к одной политической группировке. То примут стихи и исковеркают их. То примут стихи и не напечатают. А через год стихи появляются в Париже на вечере поэтов…"
"Я читаю каждый день "Таймс". Жена приносит еще разные американские журналы, — обращается поэт к Гулю двумя годами позже. — И, верите ли мне, каждый раз, когда раскрываю страницы – получаю оплеуху! То русские – азиаты, то монголоиды, то, видите ли, русские никогда не видели и не нюхали европейской культуры и потому их надо проучить! А проучить их надо бомбой, потому что "на востоке уважают только силу". А на работе я разговариваю с сотрудниками, так они мне прямо в глаза говорят эти вещи!"
Одинокий неудачник, так и не нашедший счастья на чужой стороне, поседевший мальчишка, навсегда застрявший на залитых солнцем радостных улицах своего детства, – таким поэт предстает в своих стихах. Так может писать и чувствовать тот, кто все потерял. Михаил Чехонин до конца жизни остался верен покинутой родине.
Детство
Тихий дворик, качели,
За воротами лают собаки,
На окне потемнели, повяли усталые маки.
Воздух сладкий и клейкий,
Бьют к вечерней в соседнем соборе.
Кошки ищут лазейки
В покосившемся старом заборе.
Завтра вновь воскресенье —
Будут шумные гости, наверно.
Сон неслышною тенью
Накрывает меня и Жюль Верна...
Тигр, как Жучка, залаял,
Задрожало змеиное око.
Тихий дворик растаял
В синей дали реки Ориноко.
