Любителей вина и крепкого алкоголя у нас много. Но – увы! – только любителей. Не профессионалов. Хотя, казалось бы, с нашим менталитетом заниматься на работе употреблением алкоголя – совершенно официально, согласно занимаемой должности – хрустальная мечта. Тем не менее сомелье – специалистов по винам и крепким спиртным напиткам – в стране еще относительно немного. А в Карелии так и совсем один-единственный. Профессионально пить и закусывать у нас умеет только она, консультант в винном бутике, организатор регулярных дегустаций для всех интересующихся и просто красавица Виолетта Стаськевич. Сомелье и человек.
– Виола, в редакцию принесли фотографии, где ты, пардон, не совсем одета. Точнее, совсем раздета. Предлагают их напечатать: наш единственный сомелье, молодая, красивая девушка, и тут такое!
– Ага, так я и поверила! Знаешь, если бы это не ты сказала, я бы "повелась". А с журналистами я всегда начеку! (Смеется.)
– Жаль, что не удалось тебя разыграть! (Встреча проходила 1 апреля. – Авт.) Но, раз об этом зашла речь, не могу не спросить, а смогла бы ты сняться обнаженной для какого-нибудь журнала?
– Ну, моя работа никак не связана с такого рода съемками. Сейчас я зарабатываю своим носом (работа сомелье заключается не столько в том, чтобы пробовать вино, сколько в том, чтобы его нюхать и различать оттенки аромата. – Авт.). Вот когда не смогу зарабатывать носом, буду думать, какие еще части тела задействовать. (Cмеется.)
– В последнее время все обсуждают скандал с интимным роликом нашей землячки, который кто-то выложил в Интернете. Как ты относишься к таким вещам, как работа в Интернет-студии?
– Я не вижу в этом ничего особо страшного. Мне неожиданно довелось узнать, что в подобных студиях, оказывается, работает много наших девушек, причем тех, на кого и не подумаешь никогда! Особенно сейчас девчонки активизировались: кризис, а всем надо платить по кредитам. Но лично мне нравится зарабатывать на хлеб с икрой тем, чем я сейчас зарабатываю.
– Как тебя, учителя начальных классов по образованию, занесло в алкогольную индустрию?
– Я начинала консультантом в винном отделе. Сегодня многие жители города активно путешествуют, посещают дегустации в разных странах и неплохо разбираются в вине. Общаясь с такими покупателями, я многое узнавала и хотелось узнавать еще больше. Три года назад я окончила московскую школу сомелье. Но никакой диплом не заменит дегустационного опыта. Сейчас регулярно езжу на дегустации в Москву, Питер, во Франции была несколько раз. Я не устаю удивляться, как вино, которое сделано, по сути, из одного материала – винограда, может так по-разному пахнуть: и травой, и фруктами, и медом, и ягодами. Французы различают даже такой оттенок букета, как "пипи де ша" – кошачья моча. Только не надо думать, будто вино пахнет мочой, совсем нет! Просто среди разных оттенков можно уловить и этот, отдаленно напоминающий кошачий горшок. (Улыбается.)
– Изначально твои знания не отличались от знаний рядового постсоветского гражданина. И сухое вино ты считала вином, сделанным из порошка наподобие растворимого напитка, и дорогое вино, которое стоит несколько десятков тысяч рублей и которое тебе как-то презентовал поклонник, ты назвала "ужасной кислятиной".
– Знания приходят с опытом. Только постоянно пробуя и сравнивая огромное количество вин, начинаешь понимать и разбираться. Французы утверждают: чтобы стать профессионалом, нужно около 25 лет постоянных дегустаций. А до "великих" вин нужно "дорасти".
– А чем они "велики"? Бутылка вина стоимостью несколько тысяч евро действительно стоит этих денег?
– "Великими" вина называют потому, что у них колоссальный потенциал. В таком вине столько оттенков вкуса и аромата, что их все невозможно осознать. Такое вино может храниться в бутылке несколько десятков лет – со временем оно только развивается, совершенствуется. Виноград для "великих" вин произрастает на уникальных территориях, где практически идеальные условия для его вызревания. Площадь этих виноградников небольшая, поэтому и вина получается немного. А спрос на него – огромный: все это и влияет на стоимость.
– Но ведь тебе в свое время "великое" вино показалось "кислятиной". Если шоколад – это вкусно, то все знают, что это вкусно. Кто-то его любит, кто-то нет, но никто не отрицает его "вкусности". А как можно полюбить то, что изначально тебе было невкусно?
– В Европе культура виноделия и винопития насчитывает сотни лет. У нас этого не было, поэтому мы не готовы воспринимать то, что нам незнакомо. К тому же русская алкогольная традиция – это водка или сладкое вино. Сладкое проще понять, поэтому оно всем нравится. А к кислому нужно привыкнуть. Но я знаю множество людей, которые любили сладкие вина, а в какой-то момент начинали просить подобрать им что-нибудь другое. Постепенно они переходили на полусухое, а потом и вовсе на сухое вино. Мне кажется, мы к этому придем.
– К слову, а разве не все вина хранятся долго? Ведь существует стереотип, что чем старше, тем лучше?
– Нет-нет, простые вина хранятся в бутылке недолго. Белое – год-два, красное – чуть дольше. Потом вино "задыхается", теряет вкус и аромат. Оно не портится, им не отравишься, но удовольствия от него никакого: оно ничем не пахнет.
– Как-то на одной из дегустаций вино оказалось "задохнувшимся". И присутствовавшие не поняли бы этого, если бы ты не сказала! Можно ли научить таких "ценителей" разбираться в хорошем вине, если мы не отличаем – для начала – хорошее от плохого?
– Конечно! Нужно просто пробовать, пробовать и пробовать.
– Пролистывая профессиональные журналы о вине перед дегустациями, я обратила внимание, что в них сомелье часто изображают в виде усохшего жердеобразного дядьки с длинным-длинным носом. В Европе это довольно будничная профессия.
– Да, у нас отношение другое: это нечто, доступное только посвященным, элитное, дорогое. Элегантность профессии – еще одна причина, почему она мне так нравится.
– Как-то ты рассказывала, что профессиональный интерес к вину у тебя в каком-то роде генетический: у твоего деда был небольшой виноградник.
– Скажешь тоже – виноградник! Метр на метр! Тогда тот пятачок, на котором дед выращивал табак, можно назвать табачным полем! (Смеется.) Сейчас я пытаюсь выяснить, что же там за сорт винограда. Подозреваю, что технический и из него вполне можно сделать вино.
– Ты не можешь определить сорт винограда? Это сложно?
– Конечно, что ты! К примеру, только в одной Италии существует больше двух тысяч сортов винограда, и это автохтонных, которые растут только в определенной местности и больше нигде. И так – в каждом винодельческом регионе. Определять сорта – это по части энологов-виноделов.
– Пока ты – единственный дипломированный специалист по винам в Петрозаводске. Злишься, когда кто-то заявляет, что разбирается в вине лучше тебя?
– Не люблю, когда человек, явно не разбирающийся в вине, начинает мне что-то доказывать. Но если человек действительно знает, о чем говорит, а это сразу видно, мне всегда интересно пообщаться. Мне еще тоже учиться и учиться! Ту же Москву такой профессией, как сомелье, уже не удивишь. Наверное, поэтому меня туда не тянет. Если с работой будет плохо, я, конечно, уеду: работу в не самом дорогом московском ресторане, думаю, я найду без особого труда.
– А для тебя важна известность?
– Да, но только не известность любой ценой. Скандальный ролик в Интернете – это все же не совсем мое.
– А случается завидовать кому-нибудь?
– Нет. И не потому, что у меня все относительно неплохо. На самом деле у меня тоже не все блестяще. Есть люди, которые и зарабатывают больше, и в личной жизни у них все хорошо. Я же пока, как бы это выразить, временно свободна. Но это моя жизнь, и я не хочу ни на кого быть похожей. Когда я была подростком, был очень популярен сериал "Дикий ангел". И мне все твердили, что я похожа на Наталью Орейро. Помню, я как-то зашла на сайт ее фанатов и увидела, что там куча фотографий девчонок, которые считают себя похожими на нее. Зачем им это надо и что так существенно отличает их от нее? Орейро чаще показывают по телевизору и пишут в газетах – вот и все различие. А ощущения у всех абсолютно одинаковые. И радость Орейро от покупки кольца с бриллиантом ничуть не отличается от радости какой-нибудь Наташи, купившей бижутерию. Просто антураж разный.
– У меня есть родственница в далекой белорусской деревне. Она насмотрелась "Санта-Барбары" по телевизору и заставила мужа сделать в их деревенском доме арки. Она повесила всюду вьющиеся цветы, живет в этом доме и совершенно не видит разницы между собой и Сиси Кепфелом. У него дом с арками – и у нее дом с арками. У него сады – и у нее цветы в доме. Он ездит на машине – и у нее "копейка", машина, четыре колеса, ездит по земле. И пока в глянцевых журналах ей не объяснят, что на самом деле она глубоко несчастна, потому как у нее все дешевое, а у Сиси – жутко дорогое, моя родственница счастлива и довольна жизнью.
– Знаешь, живи я в деревне, я бы померла! (Смеется.) Но с твоей мыслью согласна: если бы я жила, скажем, у моря в какой-нибудь экзотической стране и работала в баре, мне бы ничего, кроме шлепок за 2 евро и бикини, не нужно было!
– То есть для тебя не важны показатели статуса как одежда дорогих марок, дорогие телефон, машина?
– Скажем так – вещи должны соответствовать статусу. Я не понимаю, зачем студенту дорогущий мобильный. Но если человек уже достиг определенного уровня и может позволить себе дорогие вещи – то почему нет? Я сама не люблю ходить по магазинам, а если приходится, делаю это быстро, и степень известности бренда для меня не принципиальна. Сейчас у меня недорогая машина "Тойота Ярис", и если я мечтаю о другой, то о такой же, только новой модели. Смешно бы было, если бы я вздумала накопить на какую-нибудь "Ламборджини"!
