В музыкальном театре громыхнула премьера. Кирилл Симонов поставил "Ромео и Джульетту" Прокофьева. Балет в трех действиях. С водой, землей, тазиками, револьвером и парой литовских солистов. Умерли, как положено, все. А Тибальда и вовсе замочили. Самым натуральным образом.
Петрозаводску однозначно повезло с балетмейстером. Кирилл Симонов – мастер. Причем мастер современный, смелый и с воображением. Несколько лет назад он удивил нашу старомодную, провинциальную публику тем, что раздел героев "Спящей красавицы" до трусов, потом приучил к "танцам руками", и вот уже никто не удивляется самым лихим поворотам симоновской фантазии. Создавая спектакли на крошечном пятачке актового зала гостиницы "Маски", он говорил, что может поставить танец даже в троллейбусе. Теперь же Симонов показал, насколько он хорош на огромном пространстве большой сцены. Настолько, что даже те, кто, подобно корреспонденту "Карельской Губернiи", ничего не смыслит в балете, прониклись масштабом увиденного.
Премьер было две. В первой солировали литовцы. Джульеттой была обладательница титула "Лучшая танцовщица Литвы" Эгле Шпокайте, а Ромео изображал Мартинас Римейкис. Они, видимо, были чудо как хороши, но всерьез полюбились все равно не они, а маленький, подвижный, гибкий и пластичный до неприличия Меркуцио (Владимир Варнава). Он уже запомнился поклонникам карельского балета своим появлением в предыдущем симоновском спектакле "Опасные связи". Но здесь Варнава просто закрыл собой всех остальных. Пока подлец Тибальд (Алексей Зарицкий) не убил его, треснув головой о дерево, остальные персонажи трагедии как-то даже и не смотрелись. Ну разве только кормилица (Валентина Панькова) – простая женщина из народа со всеми вытекающими из этого статуса позами и ужимками.
Запомнился танец с шайками. Или с тазиками. В либретто эта сцена определялась как "на площади в разгаре праздничное веселье". Жители средневековой Вероны в хлопковых шортиках купальщиков начала XX века и в таких же футболочках изображали что-то вроде физзарядки первых комсомольцев. Но почему-то с тазиками. Затем с неба к ним спустилось огромное бревно, и некоторые зрители уже было начали ждать явления Ленина на субботник, но вождь не пришел, а бревно оказалось гигантским желобом для воды. В желоб этот купальщицы налили воду, присели к тазикам и приступили к стирке, оказавшись на поверку стиральщицами. Меркуцио, как, видимо, и следует веселому итальянскому парню, катался на доске для серфинга. Плотненькая кормилица, пристроившись сзади, пыталась передать ему записку для Ромео. В общем, типичное праздничное веселье на площади. В итоге под конец действия на сцене появился рыжий Тибальд и все испортил. Он убил Меркуцио. Тот мучительно, долго и очень пластично умирал. Кормилица носила его на руках. А расстроенный литовский Ромео в отместку за друга несколько раз мокнул нашего Тибальда в желоб с водой. Да так, что тот умер. Буквально замочил брата своей возлюбленной.
В последнем действии лучшая танцовщица Литвы сложилась вдвое и упаковала себя в небольшой таз, присыпавшись при этом огромным ведром земли. Так языком балета была представлена фраза: "Джульетта принимает зелье". Не снеся такого зрелища, Ромео застрелился. Пришедшая в себя Джульетта также не дала пропасть пуле. Все умерли…
После долгого перерыва спектакль проходил не под магнитофон, а под музыку живого, таящегося в яме оркестра. На втором премьерном спектакле главные партии танцевали уже петрозаводские артисты Алевтина Мухортикова и Анатолий Скуратов. И, как говорят те, кто сходил на оба представления, смотрелись они не хуже литовцев, а как-то даже душевнее. Впрочем, Меркуцио и там, и там был один, а он однозначно незаменим.
