Сейчас трудно понять, зачем они это делали. Почти невозможно. У них были собственные дома, работа, нормальный обустроенный быт. Их дети учились в школах, играли со сверстниками. Они не знали ни нищеты, ни войны. И от всего этого они по своей воле переехали на другую сторону земли – в бараки, грязь, голод. Американские финны в Cоветской Карелии. Судьбы, сломанные красивой идеей о всеобщем счастье.
Барак на Голиковке или домик в Огайо
В однокомнатной квартире на улице Луначарского живет Павел Иванович Алатало. Сейчас ему почти 90. На стене – фотография 20-х годов: двухэтажный домик, старинная машина и он с родителями на переднем плане. В 1931 году его семья сбросила буржуйские "оковы" и перебралась в Советский Союз. В страну победившего социализма. Туда, где не было эксплуатации человека человеком, а фабрики и заводы принадлежали трудящимся.
– Мы жили в штате Огайо, около Великих озер. В городе Уоррен, – вспоминает Павел Иванович. – Там была большая финская община. И к нам часто приезжали лекторы. Видимо, это были члены компартии США. Рассказывали, как хорошо жить в СССР, как там сами трудящиеся правят государством. Говорили про строительство новой свободной Финляндии. Это очень хорошо воспринималось рабочими. Мои родители, как и многие другие, верили, что в СССР будет уютно.
В Петрозаводск из Уоррена приехали три финские семьи. Их выгрузили на станции Голиковка и поселили в бараки, полные клопов, тараканов и блох. Комнату на три семьи, по словам Павла Ивановича, выделили довольно большую – метров 25.
– Каждая семья построила из простыней перегородки, чтобы как-то отделиться друг от друга. Ну, чтобы все мы жили со своими личными тараканами, – улыбается Алатало.
Условия были настолько дикие, что вскоре его отец не выдержал, взял жену и ребенка и перебрался в Нижний Новгород, где к тому времени уже жил его брат. Но и там оказалось не лучше. Фанерные бараки, холод. Одна радость: была работа на автозаводе. Вскоре две финские семьи нашли возможность вернуться в Америку, а Алатало с родственниками в поисках лучшей доли перебрались в Кривой Рог.
– Русского мы не знали, общались с такими же американцами, в школе почти ничего не понимали, – вспоминает Павел Иванович. – Арифметика еще более-менее шла, там цифры. А все остальное – никак. Так что мы были вроде вольнослушателей. Нам было скучно. Уходили, когда хотели, бродили по полям. Родители нашей успеваемостью не интересовались. А еще на Украине был голодомор, а мы могли отовариваться в инснабах – специальных магазинах для иностранцев.
Далее поиски лучшей доли занесли Алатало в Туапсе. Там было теплее, но зато никаких инснабов. От скарлатины умерла двоюродная сестра Павла, черная оспа убила друга их семьи – единственного, кто знал русский язык. Пришлось возвращаться в Петрозаводск, где удалось поселиться у знакомых. Примерно там, где сейчас Дом физкультуры и библиотека, американские финны построили три дома. Семья Алатало разместилась сразу в двух комнатах. Был в том доме и туалет, но без канализации, так что это помещение использовали как кладовку. Отец стал работать в управлении связи, Павел пошел в финскую школу…
А в 1938-м начались репрессии. По словам Павла Ивановича, каждая семья замкнулась в себе. Казалось, что доносчики везде, даже среди друзей. Его самого вызывали в НКВД, расспрашивали, кто к ним ходит, о чем они разговаривают.
– Из финнов легко было делать врагов, – говорит Алатало. – Только фантазию имей. Забрали отца моей жены, отца лучшего друга, отчима моей первой любви. Из шести тысяч приехавших выжили единицы. Убивали в первую очередь мужчин. Брали всех без разбора, вне зависимости от должности. Если кого-то не было дома, брали другого. Моя жена вспоминала, что последние слова ее отца были: "Вырасти дочь преданной делу рабочего класса".
В августе Павел вместе с отцом сбежали из Карелии. Думали, что аресты происходят только в нашей республике. Как ни странно, благодаря этому наивному заблуждению они остались живы…
– Меня потом не раз звали в партию, – говорит Павел Иванович, – Но я не пошел. Не мог смириться с тем, что эта партия убивала людей. Отвечал, что не дорос… Не дорос до того, чтобы одобрить репрессии.
Мыло, шпагат и шрам от сапога
Энок Нельсон приехал в Карелию почти сразу после Октябрьской революции. В самом начале 20-х годов. Женат он не был, и ему ничто не мешало броситься на помощь молодой Советской республике. Он, как и многие финские мужчины, умел валить деревья, а, кроме того, был кузнецом, во время Первой мировой вкалывал на флоте кочегаром – в общем, не боялся никакой работы, а потому верил, что сможет стать полезным на строительстве царства добра и всеобщего братства. Энок бросил красные деревья, которые рубил на севере Калифорнии, бросил вечное лето и уехал в Карелию. В Петрозаводске он работал в авторемонтной мастерской, заведовал автобазой (нынешняя Автоколонна 1126), а затем руководил промкомбинатом в Ухте (так раньше называлась Калевала). О своей жизни он регулярно писал брату в Америку. И эти письма являются удивительным свидетельством "счастливой" советской жизни.
"Дорогой брат Арвид. Я уехал прошлым летом, чтобы наполнить большим содержанием свою жизнь, и вот я в этой бедной стране, где тысячи людей раздеты и голодают и условия их жизни весьма печальны. Я пишу тебе это письмо с единственной надеждой просить тебя оказать мне услугу и прислать кое-что из Штатов… Что касается одежды, я хотел бы, чтобы ты прислал мне одну пару выходных туфель, одну пару ботинок для лесорубов, пару зимних ботинок, две пары плисовых штанов, два комбинезона, пояс, подтяжки, хлопчатобумажные и шерстяные носки, армейские шорты, легкую нарядную рубашку и рабочие рубашки, воротнички и галстуки, носовые платки, пуговицы, иголки, нитки, варежки, перчатки, зимнее пальто, армейскую куртку, если возможно, походную кровать, матрац, побольше мыла для стирки, табак в банках и хорошую трубку. Затем я бы хотел мою пишущую машинку и побольше ленты, бумагу, конверты, скрепки, свинцовые карандаши, ручку, записную книжку, ремень для правки бритвы из хорошей кожи, шило с воском и шпагатом, кузнечные инструменты, фотоаппарат с проявителем и пленкой. И последним в списке будут продукты, что тоже является сложной проблемой здесь сегодня. Главное – бекон, сахар, кофе, мука. Затем менее важное: сода, сухое и консервированное молоко, сухофрукты, можно консервированные супы. С жиром здесь тоже плохо, поэтому лучше всего подойдет бекон". Это письмо было написано в 1922 году и являлось одним из первых писем Энока к Арвиду. На протяжении следующих 11 лет между братьями шла активная переписка. А в 1933 году Энок исчез. Во всяком случае письма от него перестали приходить и Арвид так никогда и не узнал, что же случилось с его братом в Карелии и чем закончилась попытка "наполнить большим содержанием свою жизнь".
О судьбе Энока Нельсона стало известно позднее. Зимой 1938 года он был арестован. Под подбородком его старшего сына, которому тогда было 11 лет, на всю жизнь остался след от чекистского сапога – мальчик пытался защитить отца. Расстреляли Энока в том же году в Сандармохе.
Тоска по революции
Финны переезжали за океан по разным причинам: одни – в поисках лучшей жизни, другие – спасаясь от политических преследований. Первых стали называть "церковными", или "хорошими" финнами, вторых – "красными", или "плохими". Согласно данным профессора Керо, за 1930–1931 годы количество иммигрантов из Финляндии в США составило 320 тысяч человек, в Канаду – 43 600. Селились финны обычно вместе, небольшими общинами. Причем "хорошие" и "плохие" старались держаться подальше друг от друга. В отличие от "церковных" финнов "красных" кроме национальности объединяла еще и общая вера в коммунистические идеалы. В Америке многие нашли работу. Но в душах осталась тоска по революции, желание изменить мир. Этим и воспользовались советские пропагандисты.
Стране Советов нужны были квалифицированные иностранные специалисты, но кто захочет поехать в Россию? Эдвард Гюллинг и Отто Куусинен, занимавшие в то время руководящие посты в советской иерархии, предложили организовать вербовку своих товарищей красногвардейцев из Америки и Канады. В 1930 году в Петрозаводске было создано Переселенческое управление. Шесть тысяч финнов воспользовались представившейся возможностью и переехали в Карелию. Многие из них привезли с собой инструменты, оборудование, даже трактора. Например, финн Вилье Ниеми взял с собой из Детройта водолазный костюм и с бригадой друзей протянул трубы из Онежского озера, наладив водоснабжение Петрозаводска. Именем Калле Раутио – финна из штата Орегон – названо музыкальное училище в Петрозаводске. Обучение в единственном вузе Карелии, педагогическом институте, велось на двух языках. Русская, финская, карельская и английская речь звучали вперемешку на улицах и в ресторанах.
Увы, вскоре времена изменились, и труд специалистов оказался не нужен. Дешевле было использовать бесплатную рабочую силу Гулага. Начались репрессии. Многие были расстреляны в местечке Сандармох под Медвежьегорском, многие попали в лагеря.
Мейми – мама
Этим летом исполнилось пять лет со дня смерти Мейми Севандер. Женщины, с именем которой связаны становление и расцвет факультета иностранных языков КГПУ, а также побратимство Петрозаводска и американского Дулута – города, где она родилась и откуда еще совсем ребенком была привезена в нашу республику.
Мейми Оскаровна была дочерью американских финнов, трагическая судьба которых навсегда черным пятном въелась в историю Карелии. Тысячи приехали в Советскую Карелию строить новую счастливую жизнь, и почти все были уничтожены. После них остались дети – выходцы из другой страны и носители другого языка. Мейми по сути основала иняз, а ее брат Павел Корган создал и долгие годы был директором уникальной 17 школы.
Любопытно, что Мейми Оскаровна почти всю жизнь декларировала свою любовь к СССР, замечая, что ее брат так и не смог простить советской власти убийство их отца, а она смогла. Севандер была членом партии и всегда резко пресекала диссидентские разговоры. Но бог знает, что на самом деле творилось в ее душе.
На рубеже 90-х Севандер выжили с должности. Мейми вернулась в свой родной Дулут, где издала четыре книги о страшной судьбе людей, пытавшихся найти счастье в Карелии. Сейчас на русском языке готовится издание одной из них – "Они забрали моего отца". Идет сбор средств на издание, и те, кто помнит Мейми Оскаровну, кто уважал и любил ее, могут связаться по телефону 75-42-58 с одним из координаторов проекта Ларисой Николаевной Кияницей и предложить свою помощь.
