Редактор отправил меня на какое-то важнючее оперативное совещание в правительство. Мол, погляди, послушай. О чем говорят, что решают? Как там они, вообще, после смены полководца? Ну я и пошел. Вижу: серьезные люди, все в костюмах, в галстуках. Министры, наверное. Сидят они там и думают, как правильнее организовать нашу жизнь. Молодцы.
А накануне я приехал из питкярантской деревни. Там у людей проблемы с питьевой водой. Уже четверть века как нет у них воды, и задачка эта неразрешима, так как у тамошних бояр нет денег. Ни на экскаватор, ни на бурильную установку, ни даже на бензин для машины, чтобы могла воду в деревню привозить. У них даже дров нету, чтобы топить. И домов нету, чтобы селить. И все, все, все у них прохудилось, но нечем чинить, потому что то, чем чинят, тоже прохудилось. И у начальников их денег нет. И у начальников их начальников тоже нет. И где взять их, не знают. Жалко прям их, непутевых.
А перед этим ездил я в Сортавалу. Там зимой все замерзли. Потому что денег на мазут нет. Сети истлели, и даже то тепло, которое по сетям идет, все одно в воздух выходит. А денег на новые сети нет. А в их больнице нет денег на ремонт всего. Все сломалось, а чинить не на что. И никто не знает, где взять. А попросить боятся, потому что там тоже нет. Чего ж зря спрашивать?
А до того лежал я в Республиканской больнице. В предмете, так сказать, гордости нашей. А там кружек нет. И ложек. Компот есть, а кружек нет. Лить не во что. Сиди, глотай слюну и слушай голодные завыванья кишечника. Семьдесят алюминиевых ложек было, но их больные сперли, а на новые денег нет. А еще там неходячие больные наловчились на пост звонить с мобильника: «Алло, это пост? Здрасьте. Вам из тринадцатой палаты звонят. Вынесите, пожалуйста, судно из-под Иванова. А то и он устал, и нам не очень». А что еще делать? Ведь кнопок вызова нет. И установить их не на что. Денег нет. И взять негде. Бедность.
А еще чуть раньше я бродил по Перевалке. Там на инвалида-колясочника потолок упал. А у его соседей пол провалился. И у всех вместе печные трубы рассыпались. И никто не чинит. Тридцать лет не чинят. Потому что не на что. И лесные пожары не на что тушить. И мусорные баки не на что покупать. Пляжи нам не по карману, бассейн не потянуть, хоккейную площадку не осилить. Ибо бедные мы. И вся страна такая, всем приходится зажиматься. В любой город постучись, а там одно и то же – пустой амбар, дохлая мышь и сорок озабоченных депутатов раздумывают над тем, как накормить ею свой гордый, но неприхотливый народ. У нас же ничего нет. Только газ, нефть, лес, камни, рыба, золото и просторы. Все! Мы голые. И серьезные люди в пиджаках сидят и гадают, как же им сделать так, чтобы нас хоть как-нибудь приодеть. Они собираются на важнючие оперативные совещания, они реформируют ЖКХ, переименовывают милицию в полицию, Ленинград в Петербург и глубокомысленно меняют шило на мыло. Они даже иногда покрикивают друг на друга. А порой их переводят из одного кабинета в другой. Они умеют ставить подписи и печати. Курить, изменять женам, убивать комаров и, может быть, даже петь песни. Они наверняка приносят какую-то пользу. Осталось только распознать какую именно?
