Я знаю этого парня уже более 20 лет. Со студенчества. Он запоминал латинские пословицы и цитировал Бодлера, играл потешные роли в веселых спектаклях и вообще был не глупым, эрудированным студентом. А после университета он зачем-то стал милиционером. Честным, принципиальным, говорят, даже отчасти героическим стражем законности и порядка. То ли детская любовь к оружию взяла верх над Бодлером. То ли нелюбовь к хулиганам. То ли стечение обстоятельств. И вот уже 20 лет этот славный парень носит на плечах своих погоны и дослужился до вполне приличных должностей. Однажды я брал у него интервью.
– Скажи, – спрашивал я его, – зачем арестовали N? Ведь он никого не грабил, не убивал, не призывал к насильственному свержению строя, а лишь высказывал свое мнение. Или опять пришло время вязать инакомыслящих?
А он смотрит на меня и отвечает:
– Зачем ты задаешь мне провокационные вопросы?
– Ну у тебя же есть своя точка зрения?
– Тем делом занимался не наш отдел.
– Ну так и скажи.
– Тогда получится, что я обеляю себя и очерняю других.
– Давай запишем, что ты с ними согласен.
– Тогда получится, что я сатрап.
– А ты не сатрап?
– Нет.
– Значит, ты не согласен с ними?
– Я не имею права комментировать работу коллег.
– Ну вот, нормальный же ответ.
– Но тогда получается, что я какой-то бесправный. Может, ты не будешь задавать мне этот вопрос?
И ведь я знаю, что у него есть своя позиция, что он смелый, не раз рисковавший своей жизнью человек. Чего же он так боится?
Смелые люди занимали меня всегда. Видимо, потому, что сам я труслив до чрезвычайности. Еще в школе я искренне не понимал, как они не боялись мчаться на лихих конях в гражданскую? Кругом белые, пули свистят, смерть косит, а они летят такие и саблей машут... Это я не о тех, которых заставили, а о тех, которые сами. Никто не неволит, а он бурку накинул, шашку заточил – и в пекло. Но еще больше эти смелые люди удивляли меня после войны. Когда к ним приходили и арестовывали. И они не отстреливались, не отмахивались, не рубили в капусту пришедших, а шли такие покорно на расстрел. Ну хорошо, первые десять надеялись, что это недорозумение. А следующие? Они же смелые, они же под танки босыми ногами ходили, им же этих четырех чекистов покромсать – как за ухом почесаться. Ан нет. И лишнего они старались не говорить, и начальство не гневить пытались. Ладно, тогда, после гражданской, они рисковали жизнью. Не в бою, без адреналина, можно как-то понять. Но сейчас-то? Их же никто не убивает, а они все равно боятся сказать то, что думают. Или разговаривать людям в форме страшнее, чем воевать, и глас начальства им страшнее пистолета?
Армия, полиция. Субординация, подчинение, приказ, регламент и строгие рамки. И так, в форме, им нужно прожить всю жизнь. В конце концов, многим это, наверное, нравится. Приказ, исполнение и никаких лишних мыслей. Хорошо все, что приказано. Все, что не приказано, безразлично. А если мысли все-таки есть? Если зачем-то забил себе голову Бодлером, Катуллом и прочим хламом? Что тогда?.. Хотя, может, я все это придумал и ничего страшного в форме нет? Мало ли?