Есть в Кондопоге два молодых человека, которые вхожи в самое близкое окружение общепризнанного короля музыкальных инструментов – органа. Сергей Горохолинский – личный «доктор» кондопожского органа, а официально – органный мастер, каких по всей России наберется десятка три-четыре. Александр Новоселов – органист, то есть тот человек, который способен представить короля во всей красе либо опозорить плохим исполнением. Но последнее не об Александре, поскольку не так давно музыкант добавил к своим прежним наградам диплом третьей степени Международного конкурса органистов, прошедшего в Люксембурге.
Пока мы разговариваем с Александром, Сергей Горохолинский выкатывает на сцену Дворца искусств пульт большого концертного органа. Есть люди, которые думают, что орган – это и есть видимая всем на сцене внушительная установка весом почти в полтонны с четырьмя «мануалами» (клавиатурами для рук), «педалью» (клавиатурой для ног) и множеством рычажков на панели (переключателей регистров). На самом деле орган занимает все место по краям сцены, за сценой, под сценой и даже над последними рядами зрительного зала. Это действительно огромный музыкальный инструмент – пятый по величине в России. Его общий вес – 25 тонн. У кондопожского короля музыкальных инструментов 64 регистра и без малого 4000 звучащих труб – от совсем тоненьких до огромных басовых, напоминающих скорее внушительные, высоченные деревянные короба-основы, никак не ассоциирующиеся с музыкальным инструментом. Воздух во все эти трубы нагнетают 5 воздуходувных машин. Но вернемся к «свите».
Хотелось бы играть чаще
Органист Александр Новоселов сожалеет, что занятия по классу органа смог начать лишь в консерватории. Прежде в Нижнем Новгороде он окончил музыкальную школу и училище как пианист. После консерватории была магистратура Санкт-Петербургского университета на кафедре органа, клавесина и карильона по специальности «Историческое исполнительство на клавишных инструментах», а теперь Александр – аспирант консерватории все там же, в Северной столице.
Что же касается последнего конкурса, то органист из Кондопоги в двух турах «обыграл» 25 коллег из Германии, Франции, Швейцарии, Люксембурга, России, Белоруссии, США и остался в числе пяти финалистов.
– Второй и третий туры проходили в католическом соборе с потрясающей акустикой и огромным романтическим органом. Причем финальный тур проходил в форме концерта – игра органистов транслировалась на большой экран (в соборе орган установлен на хорах и органист играет там же – обычно зрителям его не видно). Изображение на экране тем не менее было скрыто от жюри, чтобы сохранить анонимность исполнителей и оценивать исключительно мастерство музыкантов. Я, конечно, волновался, потому что все было сжато по времени, репетиций немного, а инструмент очень серьезный. И я не рассчитывал попасть в лауреаты – надеялся, безусловно, и желал, но участники конкурса были очень сильные.
– Органистов в России много?
– С каждым годом становится больше – открываются новые школы, особенно в Москве и Санкт-Петербурге. К слову, и в Петрозаводске, возможно, в скором времени откроется класс органа.
Александр говорит, что намерен и дальше участвовать в конкурсах, потому что это неоценимый опыт и хорошая возможность пополнять репертуар. Ну и к тому же было бы интересно расширить концертную практику – выступления в российских и европейских городах для него уже не в новинку, но хотелось бы выступать чаще.
Кстати, органист, игравший на многих инструментах, в том числе уникальных, сохранившихся с XVII-XVIII веков, говорит, что у каждого из королей музыкальных инструментов свой характер и действительно бывает так, что орган просто не принимает исполнителя – как говорят музыканты, «отказывается звучать». Бывало такое и с кондопожским органом, когда приезжие исполнители ему не нравились. Но «личный доктор» нашего органа Сергей Горохолинский хорошо знает его нрав и весьма успешно договаривается с королем.
Чтобы стать мастером, пришлось воровать
– В Хабаровске, где я учился, не было живого инструмента, и до сих пор нет, хотя город большой, – говорит Сергей Горохолинский. – Это, к слову, показатель того, что в России живой большой орган – роскошь очень редких городов.
Сергей рассказал, что с детства его увлекали механизмы, потому мальчишкой он частенько открывал стоявшее дома фортепиано и дотошно вникал в работу каждого рычажка и молоточка. К тому же его дядя – часовой мастер, и, конечно, любопытный племянник досконально изучил и часовые механизмы. Достаточно скоро он стал неплохим мастером-любителем по настройке и ремонту музыкальных инструментов. Тогда-то в его жизни встретился настоящий учитель.
– Я сумел попасть к мастеру, сохранившему традиции старой питерской школы еще царских времен. Он очень долго ко мне присматривался, потому что считал, что вся молодежь идет в настройку исключительно за длинным рублем. Но позже он увидел, что у меня действительно есть интерес, мы с ним подружились, и он охотно раскрывал тонкости мастерства.
Горохолинский стал настройщиком в Хабаровской филармонии, получил признание многих музыкантов и даже вне музыкальной среды. Его стали приглашать в музей для реставрации старых неработающих экспонатов. Например, старинный музыкальный ящик, неработающие фортепиано с вековой историей, часы… В общем, будущее было весьма понятно и успешно. Но тут бывший директор ОАО «Кондопога» Виталий Федермессер приглашает мастера из Хабаровска переехать в Кондопогу, чтобы обслуживать большой концертный орган.
– Я не сразу все бросил и поехал, потому что в Хабаровске у меня уже все было, а что ждало в Кондопоге? Но при этом я действительно мечтал работать на большом духовом инструменте... В общем, думал почти пять месяцев. В это время в Хабаровске побывал органист, который очень хорошо знает кондопожский инструмент, много раз на нем играл. Он тогда сказал: «Вы подумайте, потому что инструмент очень большой и очень сложный. Органные мастера боятся этого инструмента, потому что он в любой момент может выкинуть какой-нибудь фокус».
– А органы могут «фокусничать»?
– Это же известно, что живые инструменты, как люди – они тоже могут быть капризны, а могут быть благодарны. К тому же тот органист мне сказал, что инструмент в плохом состоянии, потому что запущен, за ним никто не следит – он сирота. Но именно это и стало решающим – инструмент, на котором есть что делать! И я изменил, в общем-то, все в своей жизни.
– Не было страшно переходить с настройки фортепиано на работу с таким огромным и, как вы говорите, живым музыкальным инструментом?
– Нет, страха не было, потому что у меня был уже большой опыт. Даже когда я приехал на стажировку в Гамбург, на фабрику, где был построен этот орган, то все было, конечно, безумно интересно, но понятно. И все-таки я пытался вобрать все, что можно и нельзя. Доходило даже до того, что оставался после пяти часов, ходил по фабрике и просто наблюдал. Это очень действенный метод, потому что люди неохотно раскрывают секреты мастерства. Я очень много мастеровых приемов просто подсмотрел, то есть «украл». Да, пришлось «воровать», но это не редкость в нашей профессии. Потом я придумал немало своих приемов, и, возможно, их у меня тоже кто-то украл (смеется).
– Когда вы приехали в Кондопогу, орган действительно был в плохом состоянии?
– Да, я увидел, что есть много проблем, есть какие-то моменты, которые надо немножко изменить, но именно это мне очень нравилось. Я получил грандиозную практику. И на сегодняшний день, когда пошел уже шестой год моей работы в Кондопоге, мы с этим инструментом дружим. Я знаю его проблемы, его капризы, чего от него можно ждать, и, наверное, он тоже уже знает мои руки и чего можно ждать от меня – стоит ли устраивать этот фокус или сегодня лучше обождать. Я бережно к нему отношусь и никогда не допускаю, чтобы в инструмент заходили в уличной обуви. Это, может быть, смешной нюанс, но думаю, что инструмент благодарно относится в том числе и к такой заботе.
– В этом году в Кондопоге проходил второй конкурс органных дуэтов «ORGANO DUO», признанный уже международным. Говорят, что следующий конкурс пройдет в Петрозаводске на электронном органе и музыканты этим не очень довольны. Так ли это?
– Да, прозвучало, что следующий конкурс будет проходить в Петрозаводской консерватории и частично, вероятно, в Кондопоге, – говорит Александр Новоселов, который на последнем конкурсе был в составе жюри. – И, действительно, мы разговаривали со многими участниками и спрашивали, как им перспектива сыграть конкурс на электронном органе. Они отвечали, что такого в их практике еще не было. Конечно, серьезные органисты очень скептически относятся к электронным инструментам.
– И их можно понять, – поддерживает разговор Сергей Горохолинский. – Игра на живом инструменте – это другое ощущение, другое мировоззрение, другая природа звука, другое касание к клавишам. Вообще органисты считают, что электронный орган имеет право на существование, но он не должен называться органом – музыкальный компьютер или органный синтезатор, но не орган. Поэтому, конечно, музыканты говорили, что если «светит» перспектива конкурса на электронном органе, то они будут долго думать, участвовать ли.
P.S. Вот как-то так опять и получается – не ценим того, что у нас уже есть. Во всей России всего лишь несколько десятков больших органов, и пятый по величине – в маленькой Кондопоге. Это инструмент с большими возможностями и интересными красками, что отмечают все игравшие на нем органисты. Да, инструмент еще молод (ему исполнилось 10 лет, для органа – младенческий возраст), и он по звуку, возможно, пока не набрал тех бархатных терпких оттенков, которые, как у хорошего вина, появляются только с возрастом. Но разве это повод забывать, что в Карелии есть, в общем-то, уникальный инструмент? Не говоря уже о том, что к королю изначально следует относиться с известным почтением.
– Безусловно, это инструмент, ради которого можно изменить жизнь, находиться с ним рядом, ухаживать за ним, – отвечает Сергей Горохолинский на вопрос, не собирается ли он уехать из Кондопоги. – Но культура в нашей стране позабыта-позаброшена, и если большие города хоть как-то выживают, то маленькие просто гибнут. Я люблю этот инструмент, мне нравится Кондопога, но если не нужен сам инструмент, то мастер и подавно.
