Известный карельский бизнесмен, владелец сети аптек «Первая помощь» и ресторатор Александр Лукьянов не считает себя ресторатором, убежден, что женщины на работе должны получать удовольствие, а армия могла бы спасти от тюрьмы большую часть нынешних заключенных. Он человек жесткий, упрямый, дотошный, говорящий только то, что думает, чем не всегда довольны собеседники. Не понимает смысл слов «прилежный» и «добросовестный». Плохо переносит российскую эстраду и, может, потому в 41 год начал брать уроки игры на фортепиано. А вот заядлым бадминтонистом стал куда раньше, чем началась истерия вокруг этого вида спорта. Он умный, ироничный и какой-то понятный. Отец трех дочерей и – во что совсем сложно поверить – дедушка. В общем, судите сами.
Я не ресторатор
Само понятие «ресторатор» подразумевает соответствие определенным критериям. Это же целая философия со своей эстетикой и, конечно же, требованиями к уровню шеф-повара, персонала, антуражу, составу меню – все должно быть эксклюзивно. Ален Дюкасс, Поль Бокюз, Аркадий Новиков – рестораторы. А мы тут лишь люди, пытающиеся заниматься общественным питанием. Так что перестаньте меня называть ресторатором.
Я не авантюрист, хотя в бизнесе какая-то доля авантюризма все-таки нужна. Можно было бы заниматься более масштабными проектами, где-то рискуя и тратя все свое личное время, но, как говорится, большие детки – большие бедки. Я считаю, не надо искушать судьбу, пусть все идет так, как идет.
Мне должно быть интересно – тогда я понимаю, что и как надо делать. У меня же были заведения, судьба которых не сложилась только потому, что я так и не понял, что с ними делать. Три года арендовал бар «Сампо» и даже не приступил к ремонту – не складывалась картинка в голове. Открыл бар «Че Гевара» и меньше чем через год продал – не мое, не легло на душу. Тут еще такой момент… Важно, чтобы клиенты были для меня симпатичными людьми. Бывает, что я вижу какого-нибудь человека в зале и понимаю, что это вообще случайный человек. Меня такие клиенты раздражают, честно признаться. Это не зависит от статуса, от положения в обществе – мне приятно, когда люди приходят осознанно, действительно ценят и понимают, куда пришли, а не просто «завалили» в ближайшую дверь.
Пока ничего нового открывать не планирую – интересные проекты далеко не всегда прибыльны. А вообще мне очень нравятся настоящие этнические заведения – не кафешки в подвалах, где готовят жены эмигрантов, а действительно национальные. Например, семейные итальянские заведения, где все почти как дома – тут же готовят, что-то обсуждают, хозяин может выйти и сесть за стол поболтать. Наверное, если бы задумывался открывать что-то еще, то вот в таком духе. Или что-то восточное. Хочу, кстати, съездить в Узбекистан посидеть в настоящей чайхане.
Петрозаводску не хватает качества во всех заведениях общественного питания. И в моих в том числе – надо быть честным. А все потому, что если в больших городах приток иногородних жителей все-таки позволяет создать конкуренцию среди работников и подобрать достойные кадры, то здесь ее нет. Живем по принципу: «Кому-то завтра нужно выходить на работу». Это касается всего – не только общественного питания.
Меня никак не воспитывали
Моя мама всю жизнь проработала в Публичной библиотеке, папа – всю жизнь на пролетарских должностях. Совершенно обычные люди, жившие по правилам того времени. Я был единственным ребенком в семье, рос на общей кухне с печкой, с туалетом на две семьи и плитой, поделенной пополам с соседями – две наши конфорки, две соседские. Меня, как и большинство детей тех лет, никак не воспитывали. У мамы не было времени – декретный отпуск был три месяца, и мама бегала с работы в ясли, чтобы покормить меня грудью, а после работы топила печки, готовила еду, стирала, гладила, мыла… Папа, как все люди, работавшие на заводе, любил «нехитрый мужской отдых». Впрочем, тогда двор был, как небольшая деревня – все друг друга знали. Мама приводила меня из детского сада и оставляла в этом «котле», где мужики рубятся в домино, бабульки сидят на лавочках и гурьбой носятся дети всех возрастов.
Мама – человек впечатлительный, и когда преподаватель в очередной раз рассказывала обо мне «страшилки»: дескать, вот такой-сякой, козленочком станет, вырастет грузчиком-дворником, подонком и так далее, мама очень переживала. Поэтому в школу я ходил, но начиная с шестого класса практически не учился. Я-то знал, что я нормальный, – зачем что-то доказывать учителю, который для меня, в общем-то, не авторитет? А маме большое спасибо за то, что она, несмотря ни на что, сумела сохранить веру в своего ребенка. Я ей просто говорил: «Мама, так лучше сделать, я это знаю, просто поверь» – и мама, вздохнув, верила. И верит.
В школе меня поставили на учет в детскую комнату милиции. На самом деле в той системе так было положено – каждая школа должна была «сдать» пару-тройку учеников в воспитательные руки правосудия. Я даже помню инспектора, которая нами занималась, – Нина Васильевна Каргопольцева, очень хорошая. Ей бы учителем быть, а не милиционером.
В армию? Обязательно!
Да, хорошо учиться в моей школе №10 было как бы зазорно. Зачем эта макулатура, металлолом, собрания комсомольские? Но было и другое – нельзя было не пойти в армию. Ты что, больной или слабак, если в армию не идешь? В армию провожали, как на праздник, и встречали, как героя. И когда ты из года в год видел эти проводы всем миром и понимал, что после армии уличный парень становился уважаемым человеком и взрослые воспринимали его по-другому, выбора-то не оставалось. Обязательно в армию. А сейчас все с точностью до наоборот.
Я думаю, если бы все служили в армии, то процентов семьдесят парней это уберегло бы от тюрьмы. Не буду называть фамилии людей (они сегодня известны в Карелии), о которых думали: скорее бы забрали в армию, иначе он начудит и сядет в тюрьму. 18 лет – буйный возраст самоутверждения, становления, протеста…
Как бы там ни было, армия – это ограничение свободы. И когда человек один раз лишился этой свободы, он к ней по-другому относится. Я, когда демобилизовался и вышел из автобуса в Свердловске, у меня в голове не укладывалось: как это так – никому ты не нужен, никто тебя ужином кормить не собирается… Вот, что ли, захочу и сяду прямо здесь, на газон, и вообще никуда не пойду? Первое время ты не можешь есть, не можешь спать, потому что никого нет – ни пятисот человек в столовой, грохающих ложками, говорящих на разных языках и наречиях, ни сотни в помещении казармы. Тишина...
Я – строгий папа?
Строгий – соглашается семилетняя Маша, от души чмокая папу в щеку.
У меня три дочери. Старшая Юля уже замужем, и уже полтора года, как я стал дедушкой. Пока не очень ощущаю себя дедом, поскольку с внуком еще ни о чем не поговорить, а сюсюкать я не умею.
Средней дочери Насте сейчас 17 лет. Возраст гадкий, но я рад, что могу ей доверять. Я к ней в дневник даже не заглядываю, не хожу ни на какие собрания в школе, и мне все равно, какие у нее оценки. Мне кажется, не это главное. Я даже порой, может, неправильно себя веду… Вот ходила она весной и два вечера мучилась – учила какой-то отрывок из Пушкина. Я смотрел, смотрел и сказал: «Не надо, Настя, не учи. Кто сильно любит Пушкина, пусть зачитывается на здоровье». Я считаю, не стоит «убивать» два вечера из жизни подростка только потому, что какой-то дядя внес этого поэта в список обязательной для зубрежки литературы.
Ну и младшая дочь – Анна-Мария. Мы с женой не смогли остановиться на одном варианте и в конце концов дали ей двойное имя. А вообще она – Машута. Хитрая, все подмечает и уже пытается манипулировать родителями.
Ребенок должен обладать каким-то базовым «набором» знаний, умений и навыков. Поэтому все мои дочери через «не хочу» ходят плавать, учатся ходить на лыжах, спускаться на горных лыжах и кататься на водных, кататься на коньках, играть в настольный теннис и многому другому. Часто родители говорят: «А мой ребенок не любит этим заниматься». Но ведь для того, чтобы понять, надо сначала научиться, а потом уже решать – нравится или не нравится. Конечно, учиться тяжело, но когда начинает получаться, появляются азарт и желание сделать больше.
Я доволен, что у меня дочери. Очень разочарован в сегодняшних мальчиках, они засюсюканные, много трусливых и почти нет «джазовых» мальчиков. Мальчик должен немножко шкодить – это правильно, это нормальная мальчишеская школа. Перед парнями сегодня стоит столько задач, что просто ужас. А девочкам, как мне кажется, все же проще.
О музыке, и не только
Моя дочь занималась по классу фортепиано, а три года назад я сам стал брать уроки. И мне в этих занятиях нравится абсолютно все! Кроме домашних заданий, конечно… Вообще-то поначалу я смотрел в ноты, потом на свои руки и понимал, что мой мозг отказывался соединить все вместе и даже говорил педагогу: «Это невозможно!» Оказалось, возможно. И игра на фортепиано – это лучший антидепрессант! Прежде не слушал романсы, а теперь, когда сам разбираешь мелодию по нотам, думаешь: ничего себе, какая красота!
До сих пор не понимаю, как с игрой на фортепиано справляются маленькие дети… Честно! Мало же выучить нотную грамоту. Это же надо отдельно читать ноты правой руки и левой руки (зачем надо было издеваться на людьми, придумывая скрипичный и басовый ключи?!) и при этом «переносить» все на клавиатуру, а руки-то должны играть совсем не одно и то же… Это такая нагрузка на мозг, что никакая математика не нужна! В моем понимании ребенок, играющий на фортепиано, – гений.
Я не Жириновский, но лет по 10 дал бы половине наших эстрадных артистов… Ну сколько можно? Я родился с Лещенко, так что, с ним и умереть должен? С Аллой Пугачевой уже не знают, что придумать… В стране Год семьи – дескать, давайте укреплять российскую семью. А как укреплять, когда по всем каналам показывают бабушку, живущую с мальчиком-юмористом? А Басков… Теперь с Волочковой… Я не знаю, что с этими людьми надо делать – лечить, что ли…
Сделали из театра банкетный зал…
С большим сомнением отношусь ко всем нашим глобальным стройкам. Вот Национальный театр, например. Я не говорю, что он не нужен вообще, но совершенно точно не нужен в таком виде. Он мог бы существовать на небольшой сцене, быть универсальным театром, не настаивая на специальной культуре, чтобы можно было создавать кассовые декорации для других спектаклей. Тогда бы и зал был всегда заполнен. А во что сейчас превратился Национальный театр, в реконструкцию которого вложены какие-то просто сумасшедшие деньги? В итоге получился большой дорогостоящий банкетный зал. Разве не так?
Конечно, нужно ремонтировать и театры, и музеи, и библиотеки, но не только их. В моем понимании: надо строить пять спортивных объектов и два культурных. Если мы будем вкладывать все в духовное развитие, забыв о физическом здоровье, то очень скоро нам придется очень много вкладывать в медицину. Мы потеряем трудоспособное население, а это налоги, пенсионные отчисления. У нас целые поколения выросли без бассейнов, катков, нормальных лыжных трасс, стадионов и спортивных залов, и всем говорят: вот завтра-послезавтра сделаем. Когда? Я вырос и мои дети уже выросли…
Стадион «Спартак». Его строили все мое детство. Построили и открыли с большой помпой. Почему он не работает? Не рынок из него сделали, как в Москве, не стадион – просто замызганная развалина, съедающая деньги на содержание. Наверное, когда-нибудь потребуется реализовать какие-то деньги, тогда и до «Спартака» дойдет дело. Пару лет будут разрабатывать проект реконструкции, потом начнется мегастройка с миллиардными затратами, а там, глядишь, опять дойдет дело до театров, потому что к тому времени их снова надо будет ремонтировать… А ведь не нужны эти суперобъекты – нужно много простых и совсем недорогих спортивных залов, крытых ледовых площадок и хотя бы парочка бассейнов.
Чем я разочарован? Тем, что набережная Варкауса – улица, у которой был огромный потенциал, – превратилась в какую-то нелепую застройку. Лучше бы ничего не делали и дождались, когда придут достойные инвесторы с интересными проектами, чтобы сделать из набережной Варкауса красивую прогулочную улицу со всей соответствующей инфраструктурой. Но нам же надо все как-то по-быстрому – пусть тяп-ляп, но жилье. Я не буду говорить о качестве жилья – есть компании, которые строят качественно, но есть просто убогие дома – хотя бы серо-белое уродство на перекрестке Варкауса-Мелентьевой. Это же не песочные фигурки, которые можно переделать, – теперь это все нам останется на всю жизнь. Потенциал набережной загублен – как говорится, женщина больше не может рожать, потому что уже родила нескольких уродцев. А ведь это набережная! Там столько всего можно было сделать…
А площадь Кирова в Новый год? Эти деревянные горки – просто убожество… Неужели сложно сделать большую новогоднюю ярмарку с красивым городком? Можно ведь не тратить время и ресурсы на организацию праздника гопников и шашлычников, который называют Днем города, а вложить их в настоящие красивые новогодние праздники. Поставить яркие палатки с сувенирами, пирожками, чаем, кофе, глинтвейном, где-то конкурсы, где-то игры и представления. Студенты культпросветучилища пусть проходят там практику или наши артисты всем продемонстрируют свои таланты, а то о них знают только особо приближенные. Для народа-то что-то покажите, а не только пляшите на корпоративах. Представляете, как было бы здорово, если бы люди знали, что у нас в центре города каждый Новый год прямо на улице проходят новогодние сказочные представления. Дети запомнили бы сказку, а не облупившиеся деревянные горки и унылых лошадок. И ведь ладно бы не бывали в других странах, не видели и не знали, как это должно быть. Однако у себя все равно ставим рухлядь и вешаем три лампочки.
Страна погрязла в охранниках
У людей есть какое-то удовольствие быть недовольным. Все требуем: нам должны то, нам должны это. А сами? В парикмахерской пораньше закончили работу, в магазине дверь закрыли на 15 минут раньше, смена заканчивается в 16.00, так мы с 15.30 уже собираемся домой. Мы забываем, что мы все друг другу клиенты и недовольны-то мы друг другом, потому что все плохо работаем. А когда вместе собираемся, то тут уж нас не остановишь – и страна у нас дрянь, и жизнь – дрянная, забывая, что только что кинули клиентов, уйдя с работы на 10 минут раньше. Просто не хотим работать.
Нет преемственности поколений… Старые специалисты уходят, а молодежь умеет работать только по примитивным инструкциям. Не найти же ни токарей, ни фрезеровщиков, ни плотников, ни столяров – никого. Все хотят за деньги стать юристами и экономистами, а получив диплом, идут в охранники. У нас вся страна просто погрязла в охранниках. Детские сады, школы, библиотеки, поликлиники – на каждом углу охранники. Это какой-то маразм, я такого количества охранников нигде не видел. И это показывает, какие мы сами дураки. Ведь положено в поликлинике надевать бахилы – это все знают, но нам же на это плевать. Вот и наняли человека, который напоминает: надо купить бахилы, и назвали этого клоуна охранником. Мы все друг от друга охраняемся… Зачем?
Ошибка в выборе профессионального образования сейчас может стоить очень дорого. Это раньше какой бы вуз ты ни закончил, все равно гарантированно получал работу со стандартной по всей стране зарплатой. Теперь, если не проявил себя во время учебы и практики, хорошей работы не найдешь. А если выяснится, что твое призвание – слесарное дело, а вовсе не юриспруденция? А пять лет в вузе уже потрачены зря... Если ты профи, то любая рабочая специальность может обеспечить достойную заработную плату. Особенно категорична потеря времени для девушек. Ведь она когда вуз окончила, ей уже 23 года и пора бы совсем скоро о семье задумываться – как раз самый благоприятный возраст. А если она «промахнулась» с вузом и специальностью? Времени на второе образование остается очень мало, а на построение карьеры его, считай, вообще уже нет.
У нас выросло поколение, которое не привыкло добиваться. Очень много внутреннего пессимизма и инфантильности. А научить добиваться может хотя бы спорт, когда человек через боль, через «не могу» и «не хочу» что-то делает и вдруг понимает: «У меня получилось!» Тогда человек начинает в себя верить и понимает, что именно от его действий и упорства приходит результат.
Пара слов о политике
В Карелии серьезно политикой занимается несколько человек. Не объявляя себя политиками, не только поставив пару скамеечек и покрасив детские качели, а действительно занимаются политикой. А вообще я запретил бы все выборы, кроме выборов президента. По моему мнению, многопартийная система не для России – нам нужно единовластие. Вот если человеку делегировали какие-то обязанности, какую-то ответственность, то тогда только ему и никому больше – он готов взяться и нести ответственность. Но когда надо с одним договориться, потому что в этом регионе он главный, другого убедить, поскольку он владелец чего-нибудь очень нужного, третьего уговорить, пятого, десятого… Это уже не команда единомышленников, и поэтому сложно что-то решать и, соответственно, нести ответственность.
Я обязательно ввел бы паспорт избирателя. Потому что есть люди, которые не в состоянии решить свои простые проблемы, а мы им даем решать судьбу страны. Вы посмотрите, кто приходит на избирательные участки – адекватных людей по пальцам пересчитать можно. Либо алкоголики, которые за 100 граммов поставят галочку где угодно, либо бабульки, которых чаем с пирогами напоили, либо безработные, которым нужны деньги. И они приходят на выборы, даже не понимая, кого и куда выбирают.
Очень рад, что это интервью случилось после выборов – по крайней мере, не будет пересудов: мол, и Лукьянов в политику собрался. Не собрался и вряд ли соберусь. Вовсе не потому, что не переживаю за жизнь нашего города и нашей республики – очень даже переживаю. Петрозаводск – мой город, и никаких столиц мне даром не надо. Просто невозможно вылечить больного, который, мало того что не выполняет рекомендаций врача, а вообще его не слушает и как зомбированный ругает, ругает… Прежде чем ругать депутатов, ответьте себе на вопрос: почему я не пошел в депутаты? Правильно – ворчать и осуждать, лежа на диване, проще всего.
И вообще…
Когда говорят: «Этот ученик (или работник) прилежный», я не понимаю – он то ли дисциплинированный, то ли умный… Какое-то среднее слово – прилежный. А добросовест-
ный – какой он? С доброй совестью? Так мне все равно, какая у него совесть, если человек не выполняет того, о чем договаривались. В общем, слова, которые с детства ставят меня в тупик.
В моем представлении женщинам надо ходить на работу ради удовольствия. Основная работа женщины – дом, дети, семья. А для того, чтобы как-то переключиться, развеяться, женщина должна иметь работу как хобби, а не как необходимое средство заработка. Нравится ей преподавать музыку – пусть преподает, любит вышивать, пусть учит других вышивать или сама творит и не думает, сколько ей за это заплатят и хватит ли дохода для справки в банк. Когда женщина приходит домой, выложившись на работе, – это уже, простите, кем-то «использованная» женщина.
Сильных женщин очень много, потому что они остались одни и вынуждены становиться сильными. А потом эти сильные женщины «подбирают» слабых мужчин. Другие мужчины смотрят и понимают – зачем быть сильным, если можно быть слабым и жить нормально.
Я не против рыбаков и охотников, но… Если мужчина претендует называться главой семьи, то он все заботы должен взять на себя. Вот когда у него дома все в полном порядке, все работает и все довольны, тогда можно идти на рыбалку. А то жена еле-еле концы с концами сводит, а он приходит с рыбалки и давай права качать: я глава семьи! С чего это вдруг? Ты – рыбак, парень!
В жизни нужно много попробовать. Всю жизнь думал, что мне понравится погружение с аквалангом, а оказалось – не мое. Динамики нет – дышать надо медленно, двигаться медленно, смотреть на рыбок… Я так не могу – мне нужен драйв! Мои отношения со спортом складываются так: три раза в неделю тренировки по плаванию у Михаила Александровича Ковальчука, зимой – горные лыжи, с мая по октябрь в любую погоду – водные лыжи и уже несколько лет каждую неделю бадминтон. Никогда бы не подумал, что это настолько азартный вид спорта. В Петрозаводске многие, оказывается, играют – я был удивлен. Это такой драйв, такие энергетические затраты и такой азарт.
Я ни о чем не жалею и вполне доволен своей жизнью. Разве что… года бы на четыре пораньше родиться… В то время, когда вставали на ноги наши карельские олигархи, я был в армии. Так бы не занимался ресторанами и аптеками. А может, и занимался бы, но все было бы по-другому. Тогда в стране был хаос и нынешние олигархи сумели сделать себя просто в силу обстоятельств. Если бы они начинали сегодня, то я сомневаюсь, что многие из них добились бы успеха. Даже сейчас, имея капитал и административный ресурс, они распоряжаются всем этим просто бездарно. Впрочем… когда у человека чего-то меньше, он более рационально на все смотрит. Если у хозяйки в бюджете 30 тысяч рублей, она присматривается, выбирает оптимальное сочетание цены и качества, запоминает, где скидки, а если 100 тысяч – она уже не присматривается, а покупает там, где легче припарковаться.
