Он мог стать железнодорожником, но выбрал музыку. А затем, как ни странно это прозвучит, но следуя именно моде тех лет, стал врачом. Замечательным врачом. Вспоминая о своей молодости, известный реаниматолог, заслуженный врач Карелии, заведующий операционным блоком Республиканской больницы им.Баранова Эдуард Белковский говорит, что нашумевший фильм «Стиляги» достаточно точно отображает жизнь молодежи шестидесятых.
– В музыкальном училище, где я учился (это был 1962 год), настроения и наставления от педагогов в духе «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст» действительно были. Мы, конечно, хулиганили – выходили в коридор, играли 5-10 квадратов какой-то мелодии с диссонирующими джазовыми аккордами и разбегались по классам. А ведь если бы поймали, выгнали бы из училища за то, что ты играешь джаз. Классов гитары, саксофона, аккордеона не было как таковых – они были запрещены. И в то же время в симфоническом оркестре в партитурах все эти инструменты требовались. Вот такие парадоксы. И это правда было.
Были специальные художественные советы, которые определяли, что вы будете петь и играть. Допустим, в зале университета намечался какой-то вечер – мы должны были дать полную раскладку: кто композитор, кто автор слов и о чем песня. Например, «Дом восходящего солнца» (The Animals) – великолепная мелодия, но она запрещенная. Что мы делали – писали, что автор какой-нибудь Карл Бзденек (то есть чех), композиция называется «Восход солнца» – и все были довольны. И этими «Бзденеками» мы подписывали все то, что нельзя было играть и петь. А как иначе?
Скажу больше – в комитете комсомола университета была специальная печать для «предателей». Тогда тоже были эмигранты, уезжавшие на свою историческую родину. Так вот один студент уехал в Финляндию и ему в комсомольском билете поставили штамп: «Выбыл из комсомола ввиду предательства Родины». Найти бы эту печать…
Мы действительно были шестидесятниками, и это не просто слова. Ретроспективно сейчас видно, что это было какое-то специальное особенное десятилетие. Мы жили скромно. Мы даже не замечали, что жили на рубль в день: утром – булочка и кефир или вместо всего стакан сметаны (это 20 копеек), днем – комплексный обед в столовой (48 копеек), вечером – черный хлеб и «Кавказские» конфеты (20 копеек). И мы были счастливы! Может быть, пафосно скажу, но мы жили духовно. Извечный спор физиков и лириков для нас был как-то важнее. У нас часто проводились так называемые наук-клубы, где обсуждалось все новое и спорное – публикации, книги, фильмы. Мы пили чай, кофе, спорили, а в перерывах играл оркестр и люди танцевали, знакомились. Кроме того, мы были увлечены КВН, и здесь все зарождалось в то же время, когда клуб веселых и находчивых создавался Альбертом Аксельродом (это организатор и ведущий программ КВН, которого на Центральном телевидении в 1964 году заменил Александр Масляков). Мы получали колоссальное удовлетворение от этих межфакультетских творческих состязаний.
Нормальные студенты, помимо учебы, занимались наукой. Про себя, наверное, нескромно говорить, но за время учебы у меня было 12 публикаций – это, по сути дела, была готовая диссертация. У нас было желание петь, было желание учиться и узнавать обо всем интересном, и все это сохранилось до сих пор – поэтому мы и сейчас такие живые и шустрые, несмотря на возраст.
В университет приезжали умные люди – ученые, журналисты, и студенты всех факультетов ходили на их лекции. Тогда кибернетика уже стала не матерным словом, которое разлагало умы советского человека, а наукой. Тогда мы прочитали «Один день Ивана Денисовича» Солженицына и были в шоке… А потом Солженицын стал запрещенным и мы должны были всем университетом его «выгнать». Нас просили подписать какие-то протесты – мы не подписывали, ссылаясь на то, что не читали его книг, но все равно вышла «бумага», подтверждающая, что университет возмущен, и так далее.
Был такой лектор Леонов – очень передовых взглядов. На его лекции впервые в университете была проведена параллель между Сталиным и Гитлером. И это в те годы! Я не помню уже, чем все закончилось, но тогда все-таки были умные, толковые люди, которые сеяли эти семена сомнения.
А наша свадьба? Георгий Ервандович Терацуянц пошутил: «Оркестр женится на хоре», потому что моя будущая супруга пела в хоре, а я играл в университетском оркестре. Все хотели прийти на свадьбу, а у нас всего две стипендии – моя и невесты. Тогда все скинулись по три рубля, и было на этой свадьбе в столовой теоретического корпуса медфака 100 с лишним человек – хор, оркестр и родственники. Кольца мы взяли алюминиевые, позолоченные – то есть бижутерию. Мы поженились, и нас нисколько не смущало, что у нас одна стипендия и больше ничего – это же просто смешно.
Но я, конечно, подрабатывал. И в ресторане выступал, и в Финском театре после спектакля мы играли – люди, вместо того чтобы просто стоять в очереди в гардероб, танцевали. А мы получали свои 3-4 рубля. И на похоронах играл. Тогда же хоронили из квартир и оркестр сопровождал всю процессию. Правда, и это потом запретили, поэтому нам по пути на кладбище приходилось чуть ли не прятаться в траурном автобусе за венками.
А в ресторане к музыкантам относились действительно, как в кино показывают – даже криминальные элементы никогда не трогали музыкантов. К тому же там нас кормили и мы, конечно, хитрили. Так-то питание было положено один раз в день, но мы придем к девчонкам-поварам утром, дескать, можно мы сейчас поедим, а вечером есть не будем. И нас кормили до отвала. А вечером-то уже другая смена, и мы опять к девчонкам-поварам: что у нас сегодня – весь день не ели.
В те годы модно было получить хорошее образование. Даже девушки легкого поведения, приходя в ресторан, первым делом оглядывали зал в поисках «ромбиков» или «поплавков». (Это значки, которые получали выпускники университета.) Если не находили, разочаровано вздыхали: «Сегодня ни одного «поплавка», – и уходили в другой ресторан.
У меня была история. Я тогда уже играл в университетском оркестре, но еще учился в музыкальном училище. Познакомился с девушкой, мы гуляли, я провожал ее домой, то есть все как положено. А на одном из свиданий я пояснил ей, что пока еще не студент университета – просто играю в оркестре, а учусь в музыкальном училище. Она меня тут же бросила с комментарием: «Я-то думала, ты студент!»
К слову, иностранные студенты (а они и тогда были) очень удивлялись русским девушкам – почему они отказываются от денег за близость? Им никак было не понять, что для наших девушек любовь первична.
Да, было такое время. Сейчас все по-другому. Молодежь живет иными ценностями, но это уже отдельный разговор.
