Владимир Молодинский – редкий чиновник, с пониманием и уважением относящийся к работе журналистов. Оно и неудивительно – самому приходилось и писать репортажи, и организовывать мероприятия, будучи пресс-секретарем. Нынешний начальник Управления государственного автодорожного надзора по РК Федеральной службы по надзору в сфере транспорта рассказывает, почему он отказался от карьеры военного, откуда у него страсть к учебе и чем Россия похожа на Нигерию и Мексику. Ну и, конечно, о транспорте и дорогах.
Нигерия, Мексика и Россия
– Владимир Валерьевич, какими путями из правительства Ленинградской области вы попали в Карелию?
– Я здесь работаю уже четвертый год, но на самом деле хорошо знаком с Карелией с детства: здесь у меня родственники и я часто приезжал к ним в гости, здесь у меня много друзей и знакомых. Поэтому, когда закончился мой контракт с правительством Ленинградской области, а в Карелии появилась вакансия помощника начальника управления, я принял предложение руководства переехать на работу в Карелию. Это соседствующие, почти родные регионы, с похожими проблемами.
– Но информационно-аналитическое поле и транспорт – разные вещи…
– В аналитическом департаменте анализу подвергались все сферы жизни – и экономическая ситуация, и, конечно же, ситуация в транспортной и дорожной сферах. Я прекрасно знал ситуацию во всех видах транспорта в Ленинградской области. И здесь, в Карелии, автодорожная сфера также близка. Проблемные вопросы по дорогам и транспорту у двух соседних регионов очень похожи.
– Вы структура надзорная – не фикция ли весь этот надзор?
– У меня даже мысли такой никогда не возникало. Есть понятие государственного контроля над деятельностью, а контроль над транспортом является ключевым – это одно из слагаемых государственного устройства. Государственный контроль осуществляется во всех странах мира. Надо признать, что Россия одна из немногих стран, где пассажирский транспорт – частный. Во всем мире общественный транспорт является государственным, то есть муниципальным по форме владения. Разве что только в Нигерии и Мексике общественный транспорт – в руках частников, и по словам специалистов, там жуткий хаос. Поэтому даже в этих странах сейчас уходят от частных пассажирских перевозок. Мы дали возможность приватизировать наш городской транспорт, потеряв в значительной степени контроль.
– Государство сейчас вообще не может контролировать частных перевозчиков?
– С контролем стало сложнее, но все же серьезные рычаги воздействия у нас есть. В Кодексе об административных правонарушениях есть статьи прямого действия. Суммы штрафов в различных статьях варьируются от тысячи рублей до 20 тысяч на должностное лицо. А юридические лица страдают гораздо сильнее. Недавно мы наказали перевозчика на 400 тысяч – фактически он потерял бизнес. Но в данном случае это касалось перевозки грузов.
Гоголевский мост
– Нельзя не спросить о дорогах – то, что творится в Петрозаводске – это же просто кошмар…
– Да, я помню 70-е года, когда я приезжал сюда еще совсем юным, приятно было сравнивать город с прибалтийскими республиками по чистоте и по состоянию дорог. Но время прошло, где-то что-то было упущено и в текущем содержании дорог, и в строительстве новых. Вернуться и переписать историю невозможно, поэтому сейчас главная задача в контроле состояния дорог – сделать так, чтобы не было стыдно перед гражданами за наши дороги.
– Вы контролируете ситуацию с проспектами Ленина, Александра Невского? По поводу улицы Чапаева сейчас целая буча…
– Конечно, контролируем ситуацию не только по этим улицам, а в целом по всей улично-дорожной сети наших городов и поселков. Если говорить о напряженности, возникшей из-за закрытия Гоголевского моста и ремонта улицы Чапаева, то именно мы совместно с прокуратурой города выступили инициаторами закрытия Гоголевского моста. Ждать изменения ситуации не было уже никакой возможности – и так уже прождали слишком долго, я считаю, чудом избежав трагедии. Мы приезжали на Гоголевский мост с телевизионщиками, и я удивляюсь, как это не попало в эфир. Я намеренно наглядно показал состояние моста – опустил руку в щель, и она вошла туда по локоть. Этот мост просто разваливается. Теперь получилось так, что его закрытие совпало с планами администрации по ремонту улицы Чапаева. Вот такое неудачное стечение обстоятельств. Но оставить этот путепровод действующим мы были не вправе, поскольку отвечаем за безопасность движения и, как бы пафосно это ни звучало, за человеческие жизни.
– Гоголевский мост когда-нибудь отремонтируют или он так и будет стоять закрытым?
– Да, отремонтируют. Он станет шире – это будет действительно красивая магистраль и, кто знает, может, один из символов города. Здесь будет федеральное финансирование, которое подразумевает жесткий контроль качества и сроков строительства.
Офицер-артиллерист
– Владимир Валерьевич, вы, когда рассказываете о Карелии, говорите: «У нас в Карелии»... Или все же «Там, в Карелии»? Насколько вы наш человек?
– Я живу здесь уже достаточно, чтобы неразрывно связывать свою дальнейшую жизнь с Карелией. Как я могу говорить иначе, чем «У нас в Карелии»? «Там, в Карелии» – это позиция временщиков, а я сюда приехал работать и жить надолго, делать для Карелии все, что от меня зависит.
– Я прочитала, что по первому образованию вы – офицер-артиллерист.
– Да, я окончил Ленинградское высшее военное командное артиллерийское училище имени Красного Октября по специальности «Тактическая артиллерия» – я инженер по эксплуатации ракетно-артиллерийского вооружения. У меня многие родственники в погонах, достойно служили Отечеству, начиная с XVIII века. Это часть семейной традиции. Правда, среди моей родни много летчиков, но артиллерия больше нравилась мне с детства – поговорка «Артиллерия – бог войны» создавала некую особенную, привлекательную ауру.
– Почему не стали продолжать карьеру военного?
– Мы, офицеры, стали не так востребованы в 90-е годы. Людям не выплачивали денежное содержание, не обеспечивали жильем и так далее. Но это, в общем-то, можно было стерпеть. Случилось другое – я служил в Венгрии в Южной группе войск, и нашу часть вывели на Украину. Всем нам в безальтернативном порядке было предложено присягнуть другой стране. Я – офицер и не меняю своих убеждений, если я дал присягу, то только одной стране и один раз – России. Это основная причина.
– И потом вы пошли учиться дальше?
– Я вообще люблю постигать новое. Два месяца назад я получил четвертое высшее образование. Первое – инженерное военное, второе – Университет экономики и финансов (ФИНЭК им. Вознесенского) – кстати, тоже очное отделение. Потом я окончил Санкт-Петербургский государственный университет, факультет менеджмента, и вот недавно – Академию Генеральной прокуратуры России по специальности «Юриспруденция».
– Откуда такая страсть к учебе?
– Родители в детстве сделали все возможное для того, чтобы привить тягу и интерес к учебе. У меня была хорошая база – одна из лучших в СССР физико-математическая школа, выпускники которой были желанными абитуриентами в любом техническом вузе. У нас в школьной программе было 13 математических предметов, мы высшую математику, начало анализа, информатику и другие точные науки начали проходить еще в школе. А вообще между собой учащиеся называли школу литературно-химической, потому что и по этим предметам у нас были очень сильные педагоги. Это единственная школа в СССР в то время, где химию изучали не по учебникам, а по методическим рекомендациям академика Черткова. Вся таблица Менделеева была разложена на стене, а столы учеников – практическая химическая лаборатория. Многие известные химики вышли именно из нашей школы. А литературу нам преподавал известный ленинградский писатель Дружинин, поэтому среди выпускников нашей школы есть люди, которые сделали имя в литературе и журналистике.
Завидный жених
– У вас не было желания попробовать себя на литературном поприще?
– Я вам скажу, что, не имея специального образования, во время первых лет учебы в ФИНЭКе я подрабатывал журналистом в «Московских ведомостях». Как мне говорили в то время, у меня есть чувство слова, которое было воспитано моими учителями, а этой способностью или талантом обладает не каждый и без этого даже выпускник журфака не сможет сделать карьеру. В общем, убедили. Не могу судить, насколько хорошо у меня получалось писать статьи, но тогда мои тексты публиковались. Потом был небольшой период, когда я работал в пресс-центре выставочного комплекса в Питере и узнал работу с прессой с другой стороны. В общем, я с уважением отношусь к работе журналистов и знаю, что это действительно тяжелый труд.
– Какого образования вам не хватает – куда дальше пойдете учиться?
– Вообще уже подходит время к кандидатской диссертации – много материала за эти годы удалось собрать по экономике и юриспруденции. Надеюсь найти время оформить его в виде научной работы.
– Не жалеете, что не пошли в науку?
– Не думаю, что эта дверь для меня закрыта. Я получаю различные предложения, и о преподавании в том числе.
– А с семьей как обстоят дела?
– Холост.
– Да вы завидный жених!
– Я очень люблю детей и, конечно же, хочу, чтобы они у меня были, чтобы это была настоящая светлая, добрая и дружная семья. Но, к сожалению, пока не выбрана спутница жизни.
– Что еще вы любите?
– Люблю шахматы – это гимнастика для мозга. Люблю музыку и хорошие книги. Кстати, я 7 лет занимался в музыкальной школе по классу баяна и даже два года играл в профессиональном оркестре под управлением Михаила Петровича Говорушко – сына всемирно известного теоретика игры на баяне, профессора Ленинградской консерватории. В оркестре я был единственным молодым человеком (еще школьником) с начальным музыкальным образованием – у всех остальных музыкантов за плечами была консерватория. Наверное, руководитель коллектива видел у меня способности, и я стал таким «сыном оркестра». Но выбрал путь, о котором уже сказал. До сих пор, когда есть возможность, хожу в нашу консерваторию слушать живую музыку.
– А отдыхать как любите?
– Пляжный вариант не для меня, люблю активный отдых – волейбол, теннис, плавание. Люблю горные и беговые лыжи.
– Вы можете прийти домой уставший и весь вечер пролежать на диване?
– Нет, я все равно найду себе занятие, отдых для меня – это смена деятельности.
