Недовольство состоит из нюансов. Вот просто сталкиваешься с какой-то ситуацией и чувствуешь, что тебе это не нравится. Что так быть не должно. Что причина в какой-то системной ошибке и без изменения системы ничего не исправить. Например… Ну, скажем, вчера я прочитал интервью с арт-директором международного Вологодского кинофестиваля Коринной Даниелу, в котором она рассказывала, что этого фестиваля больше не будет.
И причина не в том, что жителям Вологды неинтересно, и не в том, что организаторы устали, а в чем-то таком, о чем нельзя сказать прямо. «Происходит странный диссонанс, – говорит арт-директор. – Казалось бы, это нелогично: фестиваль приобрел себе имя, создал хорошую репутацию, город стал известен во многих странах; мы столько сделали для Вологды… Но, очевидно, не вписались в контекст». В какой контекст? Что она имеет в виду? И дальше эдакий намек для тех, «кто в танке»: «Мне советовали переименовать фестиваль, вместо «Европейское кино» назвать фестиваль «Евроазиатское кино». Но мы ведь представляем именно европейский кинематограф». И тут же подчеркивается, что в этой истории нет ничьей персональной вины. То есть как бы никто не виноват, но «кина не будет».
Иными словами, есть классное мероприятие. Оно нравится людям. Оно умное, интересное, просветительское, пользующееся успехом. Старинный русский город каждое лето ждет этого события. Туда приезжают знаменитые актеры и режиссеры. Они проводят мастер-классы и показывают крутые фильмы. Но у нас в стране сейчас Европа не в моде, а значит, берем и ломаем все к чертовой бабушке. У нас, вишь, политическая конъюнктура. Европа – зло, бездуховность, враг, санкции, НАТО, Кончита Вурст и «диарея с кровью и пеной». А значит, шиш вам с маслом, а не европейское кино. И плевать, что вся наша культура основана на европейских образцах и европейских традициях. Музыка, живопись, литература, архитектура – все берет свои истоки в Европе. Не китайцев и индусов читали мы в детстве, а Андерсена и Линдгрен. Шекспира и Сервантеса проходили мы в школе, оперы Моцарта и Верди идут в наших театрах, а Петербург построили Росси да Растрелли. Толстой и Пушкин по-французски писали не хуже, чем по-русски, а цари наши Романовы после Петра практически все сплошь были немцами. Мы насквозь пропитаны европейским духом, но безумная политическая воля такова, что Европа нынче русичам не нужна.
Причем это же не произносится официально. Это все как бы на уровне «ну, вы же понимаете». Специальных озвученных глашатаями приказов нет. Просто первое лицо намекнуло, вторые лица кивнули, госдумцы подхватили, губернаторы приняли к сведению – и все низшие чиновники принялись расшибать лбы с неистовством дегенератов. То есть никто прямо и открыто не заявит: «Мы запрещаем кинофестиваль Voices, потому что там показывают европейское кино». Просто в Министерстве культуры застенчиво произнесут: «Финансирование вашего мероприятия в нынешних политических реалиях признано нецелесообразным в связи с изменением приоритетов».
– Но почему? Ведь всем нравится.
– Почему? Ну, вы же понимаете.
И я действительно понимаю. Понимаю, что это неправильно. И что причина не в трусости или глупости отдельного чиновника, а в самой порочной системе страха и лакейского предугадывания воли вышестоящего начальника… Или, скажем, другой пример. Я собираюсь на журналистский семинар в Грузию. И вдруг мои друзья, узнав об этом, восклицают: «В Грузию?! Зачем? Ты же сразу попадешь в черные списки!» В какие списки? За что? Моим друзьям по 40 лет. Им было 10, когда началась перестройка. Они не знали сталинской живодерни и не помнят брежневского бреда. Как личности они сложились в период вольницы, дискуссий и свободы мнений. Откуда же этот страх? Но он есть. И при этом моим друзьям все нравится. Им нравится режим, при котором человек должен бояться поездки в Грузию. Ощущение страха, видимо, представляется им естественным. И дело, опять же, не в этих конкретных моих друзьях, а дело в системе, которая заставляет людей бояться того, чего бояться нельзя.
Я понимаю, эта система удобна тому, кто находится на самом верху, удобна нескольким его друзьям и, может быть, какому-то небольшому приближенному кругу, но я не могу понять, как ее могут поддерживать 84 процента тех, кто снизу. Их лишают полюбившегося фестиваля, лишают медицинского оборудования или продуктов, они живут и боятся поездки в Грузию, но каким-то непостижимым образом продолжают считать, что именно так и должно быть. Всё, так сказать, пучком.
